Сумасшедший декабрь - Наталья Евгеньевна Шагаева
Уволилась и уезжает. У мужа в Питере бизнес… Откуда у этого нищеброда бизнес? Новые аферы? По поводу его заявления на меня тоже все глухо. Отец не донимает. Ему резко стало плевать на свою карьеру? Да не поверю. Меня никто не дрочит по этому поводу. Все решил сам. А у «нашего мужа» новый бизнес.
Ужин. Эля у подруги… У какой на хрен подруги? Ты говорила, что у тебя их нет. Почему я это не выяснил? Потому что вид ее сексуального белья снес мне крышу.
Секс наш…
Охрененный секс…
Слезы ее.
Объятья. Такие искренние. Болючие.
Утро. Собирается уходить от меня. К мужу. Наигрались. Да какие игры? Ты ребенка забрала, познакомила со мной, доверила. Взрослые женщины не втягивают в свои игры детей. Кристина бы точно не втянула.
«Что ты решишь? Что ты вообще без меня можешь решить?! Нашел себе бабу с ребенком, открыто с ней таскаешься, избил ее мужа, переписал на нее квартиру! Не много ли для оплаты интимных услуг? Побрякушками и шубами уже не принимают? Я смотрю, ушлая баба», — врезаются в голову слова отца.
Стискиваю челюсть. Вот так вы, значит, решили все проблемы? Ах вы твари! Я расхерачу все ваши схемы. А королеву выпорю ремнем. Как только доберусь до ее задницы. Ты реально думала, что я такой идиот и не справлюсь с проблемами? Такой я в твоих глазах, да?!
Соскакиваю с места.
— Макс, ты куда? — кричит мне вслед Сева.
Я иду возвращать свою женщину домой. Туда, где ей и место. И проводить воспитательную работу с родственниками. Я продемонстрирую вам всю серьезность моих намерений. Мало вам не покажется. Всем.
Глава 37
Максим
Пока еду в такси домой, набираю номер Кристины.
«Абонент отключён или находится вне зоны действия», — сообщает мне автоматический голос.
Сменила номер…
Дышу, откидываясь на сиденье. Закрываю глаза. Я пьян, я под кайфом, и этот коктейль разгоняет кровь, не позволяя мне мыслить здраво. Но это даже к лучшему. Ночь. Поздно. По хрену. До утра никто не доживет. Вас всех ничто не останавливало, когда вы разносили мое сердце на куски. С чего я должен церемониться?
Такси тормозит возле ворот моего родного дома. Когда-то я его любил и помогал, потому что это место силы. Мама работала над его интерьером, здесь родилась моя сестрёнка, а сейчас мне кажется, что этот дом превратился в логово бездушных тварей.
Кто дал им право что-то решать за меня?!
И если отец думает, что мне нечем ударить по его самоуверенности и неприкасаемости, то он ошибается.
Захожу домой. Вдох-выдох. Тело немного ватное, пальцы покалывает от ярости и агрессии. Прохожусь по коридору, навстречу мне выходит незнакомая, худощавая женщина лет пятидесяти.
— Вы кто? — в недоумении спрашивает она, строго меня рассматривая.
— Это ты кто? — нервно спрашиваю я.
— Я домработница.
Ухмыляюсь. Вот кем заменили Любу.
— Скройся, домработница, — иду на женщину, но она преграждает мне дорогу. Давно меня здесь не было.
— Что вы себе позволяйте?! — вопит женщина, вставая на моем пути. Закрываю глаза, глубоко вдыхая. Я не в том состоянии, чтобы церемониться. Отодвигаю женщину и иду вперёд.
— Что здесь происходит?!
Навстречу мне спускается отец.
— Игорь Данилович, я не пускала. Этот наглец… — вопит женщина, раздражая меня еще больше. А тормозов у меня сейчас нет, и лучше бы ей заткнуться.
— Все нормально, Полина, это мой сын, — поясняет отец.
— Сын… Ой, вы простите меня… — начинает мямлить женщина.
— Я сказал скрыться! — сквозь зубы проговариваю я, и Полина убегает.
— Что ты себе позволяешь?! — рявкает на меня отец. — Ты пьян?
— Да, я пьян, — ухмыляюсь. — И тормозов у меня нет. Как и уважения к тебе, как отцу.
— У тебя и раньше его не было, — недовольно кидает он мне, проходя в гостиную. Идет к бару, наливая себе коньяка. Падаю в кресло, запрокидывая голову, смотрю в потолок.
— Ты никогда не задумывался почему? — вполне спокойно спрашиваю я.
— Потому что ты неблагодарный, зажравшийся сукин сын! — рычит отец.
— Да, именно поэтому! Потому что ты относился к моей матери, как к суке, а ко мне — как к выродку.
— Что ты несёшь? Иди проспись. Я любил твою мать.
— Не сомневаюсь. Только твоя любовь принижала ее и подавляла. Мы все ходили по струнке, боясь тебя. Разговаривали шёпотом и, как дрессированные, выполняли твои команды. Даже Владе — она же была маленькой девочкой — поблажек не было, — сжимаю челюсть настолько, что, мне кажется, она сейчас раскрошится.
— Я мужчина, глава семьи и не мог быть размазнёй. Иначе ничего вот этого, — взмахивает руками, — не смог бы дать семье.
Отец наливает себе ещё коньяка.
— Материальные блага… Согласен, ты, как мужик, был обязан дать все тем, за кого отвечаешь. Но ты никогда ничего не давал просто так. Ты загонял всех в жесткие рамки. Все должны были отрабатывать твои вложения. Ты рисовал нам свою версию жизни и требовал, чтобы мы ей следовали.
Отец проходится по комнате, глотая коньяк. Поднимаю голову, наблюдаю. Он постарел. Не замечал раньше, потому что мне тоже было плевать. Садится напротив меня в кресло, смотрит в глаза.
— Ну и, продолжай, — взмахивает бокалом коньяка. — К чему я вас принуждал? — в голосе ирония.
— Мать всегда хотела заниматься дизайном, у нее был интерес, вкус, образование. Она не выносила постоянно сидеть дома и верно ждать тебя, как собачка. Ей хотелось кусочек свободы, самореализации, свежего воздуха, чего-то личного. Я помню, как она просила тебя, уговаривала, даже плакала. Но нет, ты считал это все блажью, давил на нее и осаживал, потому что она посмела не играть по твоим правилам. А ей всего лишь нужно было кусочек чего-то личного. Но она настолько любила тебя или боялась (все больше склоняюсь ко второму), что предпочитала подавлять в себе все желания и мечты.
— Ты как ребёнок, все воспринимал неправильно. Точнее острее и глобальнее, чем есть на самом деле. Желания Ирины были блажью, — отмахивается отец. Ухмыляюсь, взмахивая рукой в его сторону. Что и требовалось доказать.
— Ты никогда не воспринимал нас, как личностей. Мы были дополнением тебя. Я никогда не учился там, где хотел; не ел, что хотел; не посещал секции, которые хотел; я даже не дружил, с кем хотел. Ты никогда не спрашивал моего мнения. А
