Мой шейх - Светлана Тимина
Я не смогла ничего сказать, не смогла решиться. Выпивала прощальную одержимость Кемаля, сохраняя, словно ожоги молний. И молчала, наткнувшись на ментальную преграду, которая была такой жестокой на фоне его прощального поцелуя…
Занимался серый рассвет, а вертолёт шел, рассекая мглу, над песками, унося меня все дальше и дальше от того, кто, сам того не ведая, держал в руках мое сердце.
Кира молчала, понимая, что любые слова могут довести до срыва, только иногда как бы невзначай сжимала мою руку и улыбалась обнадеживающе. От такой улыбки действительно легко было поверить в то, что точка в нашей истории не поставлена.
Высокие здания эмирата, гаснущие под натиском нового дня огни и цепи магистралей восстали из песков так резко, что я моргнула. Так мало времени, чтобы отвыкнуть от цивилизации и ощутить себя едва ли не своей среди песков и диких традиций. Они всегда будут связаны с именем Кемаля.
Вертолет коснулся посадочной площадки, представляющей собой сферу, с которой открывался потрясающий вид на залив. Я не замечала красоты, которая прежде заставляла сердце биться сильнее всякий раз, когда возвращалась домой. Но не в этот раз.
— Дома, — Кира сжала мою ладонь посильнее. — Думай о хорошем.
— О чем? — глухо спросила я, думая лишь об одном — как бы не расплакаться, когда увижу Далиля.
— О том, что родные стены лечат. Что тебя ждет привычная роскошь и любимые яства. Я к Висаму. Прости, что не могу с тобой остаться.
— Лети к брату. Я сама потом его навещу.
— Ты уверена, что стоит так скоро? В смысле, тебе придется отвечать на его вопросы, для этого надо прийти в себя…
Я прикусила губу, собираясь с силами, чтобы выйти на площадку.
— Надо скорее. Потому что с каждым днем это будет все сложнее и сложнее.
— Я сразу сообщу тебе, как самочувствие моего мужа и стоит ли вам начинать разговор именно сейчас, — Кира тепло улыбнулась. — А сейчас улыбайся так, будто тебя действительно спасли от незавидной участи, радуйся жизни и постарайся не поддаться хандре. Я обязательно позвоню.
Группа людей отделилась от арки и пошла нам навстречу, едва мои ноги коснулись бетонной поверхности. У меня камень упал с плеч, когда я поняла, что среди встречающих нет моего супруга.
— Мама!
Я утонула в объятиях Амани, не сдержав слез, почти как в детстве. Слушала ее слова о том, что Далиль приедет позже. Когда буду готова его видеть, а пока мне стоит остановиться в ее резиденции. Я была так рада этому обстоятельству, что обняла ее еще крепе.
— Как долго я смогу прожить у тебя, мама? — мой голос дрожал. — Я не хочу… я не готова сейчас возвращаться домой и видеть Далиля. Все так… Так перевернулось с ног на голову…
Амани вздрогнула, на миг отстранилась, пристально глядя мне в глаза:
— Так ты все знаешь, Газаль? Он… шейх Аль Мактум рассказал тебе?
— Что рассказал, мама?..
— Ничего, — Амани сглотнула. — Летим домой. Вам следует поговорить с мужем, но только тогда, когда ты восстановишь силы…
Глава 23
Числа предали меня.
Они больше не выстраивались в ряд неразрешимой для иных умов теоремы, не подмигивали мне, как доброму другу, не спешили раскрыть свои секреты. Холодные и сухие, как и положено быть символам высшей математики, взирали свысока, будто давали понять: им нечего делать в разуме той, кто позволила чувствам занять там главенствующие позиции.
Я зачеркнула зашедшую в тупик формулу, росчерком авторучки превращая интеграл в восьмерку бесконечности. Задумчиво выводила плавные изгибы, а перед глазами все расплывалось.
Внезапно густо наведенный черной пастой символ бесконечности дрогнул, повернувшись под углом, замерцал, переместившись в концовку перечеркнутого уравнения. Мимолетно, как будто это было похоже на игру моего воображения, но я явственно увидела игру символов.
Застучало сердце. Стараясь любой ценой не спугнуть ускользающий мираж со знаком бесконечности, я схватила первый же попавшийся лист чистой бумаги, чтобы записать пока еще не окончательно сформировавшуюся, но уже почти целостную формулу…
— Газаль? Я не помешал тебе?
Лучше бы в этот момент на меня обрушился ливень. Тот самый, что не так давно, после эксперимента властей с климатическими дронами, залил за сутки часть пустыни в эмирате Аль Мактума. Ошибку этого экспериментального запуска я сейчас и пыталась решить, понять, где расчёты оказались ошибочными.
Подняла на Далиля взгляд, который мог испепелить его на месте. Муж понял это по-своему. На его невозмутимом лице ничего не отразилось, только в уставших и каких-то пустых глазах промелькнула горестная тень.
— Я сделал твой любимый кофе, моя луна. С шоколадом и кедровыми орехами, как меня научила шейха Аблькисс. Ты два часа уже не отрываешься от работы…
— Все хорошо, Далиль. Просто трудно вернуться в колею. Я все равно найду решение. Не сомневайся.
После признания моего мужа и разговора длиной в несколько часов Далиль больше всего боялся увидеть ненависть и брезгливость в моих глазах. А я… не восприняла эту новость так, как должна была по мнению матери.
Выслушала молча, задумчиво, потому как мысли летали в далеких песках рядом с фантомной тенью Кемаля Аль Мактума. Вырвалась из грез, когда супруг повторил свои слова и они наконец достигли моей души; посмотрела на него ошеломленно, полагая, что Далиль прибегнул к шутке лишь для того, чтобы вырвать меня из полета по волшебным мирам. Покачала головой даже, широко раскрыв глаза.
И не заметила, как внутри словно тяжелые грозовые тучи после удара молнии разродились дождем, тем самым, что дарит жизнь и заставляет пустыню цвести, а выжженная разлукой земля жадно впитала эти капли, запустив ростки надежды с примесью эйфории.
Первой моей реакцией был смех. Далиль обеспокоенно повторил свои слова, полагая, что я восприняла это как розыгрыш, а с моих плеч рухнул груз вины. Разом разорвались те самые оковы, что держали мои руки скованными традицией шариата и священного никяха с Далилем Бин Зареми.
Муж говорил, умоляя простить за предательство, а мне было все равно. Хотелось пуститься в танец, счастливо закричать имя того, кого я не имела права произносить с любовью и чувственной окраской.
Аллах запрещает пить крепкие напитки истинным мусульманам… но в тот вечер мы с моим супругом приговорили на двоих бутылку марочного виски, как два друга. Как два заговорщика. Безумие во всей красоте. Именно так стоит праздновать, наверное, истинную свободу.
Я своих чувств не раскрыла, правда, Далиль и так все понял. Но не озвучил. Прошел месяц, а груз вины так и не упал
