(Брак)ованные (СИ) - Энни Дайвер
Мирослав больше не говорит ничего, заходит в кабинет следом за мной и закрывает дверь. Оставляю поднос на столике и поворачиваюсь лицом к нему. Нехорошо получилось. Вздыхаю и оборачиваюсь, тру пальцы, пытаясь подобрать слова.
— Не надо было вмешиваться, я бы сама справилась с Самариным.
— Я в этом не сомневаюсь, — Мирослав путает мысли, обнимает крепко и целует в шею. Касания губ легкие, едва ощутимые, но я и от них плавлюсь. — Но молча смотреть, как похотливые козлы клеятся к моей женщине, тоже не стану.
Слова звучат трогательно, хоть и были брошены резковато. И я сдаюсь. Поднимаюсь на носочки и целую Евсеева со всей пылкостью, на которую способна. Вторгаюсь языком в его рот, позволяя себе дерзость и пользуясь оторопью Мира. Почти висну на его шее и не сдерживаю стон, когда он прижимает меня к себе. Нам надо остановиться, пока все не зашло слишком далеко. У него через полчаса совещание, а у меня пара отчетов, обновление презентации и составление расписания.
— Давай все-таки вернемся к твоему графику, — улыбаюсь и отстраняюсь. Чувствую, как усиливается хватка его рук, а потом он неохотно меня отпускает.
— В обед ты от меня не сбежишь, так и знай.
— Это приглашение на свидание? — флиртую, поправляя блузку.
— Это приглашение на обед. В випе. Забронируй любой на свой вкус.
Глава 23. Мирослав
Каждый день становится только спокойнее. На работе все медленно устаканивается, семья наконец оживает с улучшением самочувствия нашего старейшины, жизнь становится заметно лучше, потому что рядом со мной лучшая женщина. Ксюша проникает во все сферы моей жизни. Точнее, она и раньше в них была — личный помощник порой знает начальство лучше него самого, — только теперь осваивается в новом статусе.
Проходит еще неделя, и все окончательно втягиваются в привычный ритм, на Ксеню больше не смотрят косо, потому что понимают, что никто ее обязанностей не уменьшил и в золотое кресло не посадил, дав командовать всеми остальными. Взаимодействуют с ней, конечно, осторожнее. Если раньше боялись простых доносов, то теперь страшатся впасть в немилость и вылететь по статье. Делать я ничего подобного не собираюсь, но раз им нравится так думать, образ разрушать не буду.
Проверяю календарь, который Ксюша скорректировала десять минут назад. Сегодня две встречи, а до них нужно успеть заехать в больницу. Яков Игнатьевич наконец соизволил поговорить наедине со своим старшим внуком и теперь ждет меня в условленный день, который выбрал сам, не дав мне поменять время. Из-за этого пришлось двигать все остальное и ставить на уши пол-офиса.
— Ксень, где документы по сделке, я же просил распечатать? — спрашиваю по селектору. — И еще мне нужен типовой договор и отчет по прибыли в диаграммах. В двух экземплярах.
— Все на твоем столе, — слышу улыбку в ее голосе. Наверняка еще закатывает глаза, потому что я опять вешаю кучу заданий, но на самом деле я без Савельевой как без рук, это с началом наших отношений осталось неизменным.
Осматриваю стол, тут только мои бланки и документы на подпись. Никаких новых бумаг. Ежедневник и остывший кофе, который Ксюша принесла полчаса назад. Тогда он мне был жизненно необходим, но пришло письмо, и пришлось сосредоточить внимание на нем. Кажется, кто-то из нас забыл, но я точно помню о своей просьбе, поэтому мягко произношу:
— Здесь ничего нет.
— Там две папки: темно-синяя для первой встречи, темно-бордовая для второй. Я оставляла справа на краю, — вздыхает тяжело, по голосу слышу, что заводится.
Еще раз проверяю от и до, но ожидаемо ничего не обнаруживаю. Зачем говорить, что все готово, если можно просто признаться, что забыла? Я ведь не съем ее, разве что легонько покусаю вечером, но не припомню, чтобы Савельевой это не понравилось хотя бы раз.
— Нет их, Ксюш, — вздыхаю. — Проверь у себя еще раз, я жду и надеюсь, что все будет на месте, — отключаюсь, оставляя возможность признать ошибку. Даже слова лишнего не скажу, если зайдет с теми самыми папками, про которые так уверенно говорила.
Но Ксеня ураганом врывается в кабинет с пустыми руками. Она смотрит на меня, хмуря брови, обводит взглядом стол. Дышит часто-часто, во глазах злость закипает. Она не двигается, только изучает все, что лежит на поверхности стола.
— Они здесь, — рычит, но при этом удивительно аккуратно размазывает меня своей отличной памятью по креслу. Она поднимает бумаги, которые я специально положил перед глазами, чтобы не забыть просмотреть до отъезда, и под ними обнаруживаются те самые две папки. Ксюша идет дальше: аккуратно кладет их на краю стола и отдельно на каждую прикрепляет стикеры, подписывая фамилии инвестора и потенциального клиента, чтобы я точно ничего не перепутал. — Еще что-нибудь, Мирослав Станиславович? — она выпрямляется и сцепляет пальцы в замок.
Да, нехорошо получилось. Совсем уж плохо, если честно.
— Ксюш, — вздыхаю и поднимаюсь. Знаю, что не прав: сам переложил и забыл, а она моментально нашла, потому что я даже не подумал, что из моей головы что-то может вылететь.
— Если это все, то я пойду. Мне еще отчет формировать, — она разворачивается резко и сбегает от меня, к моему удивлению плавно прикрывая дверь.
Обида ее неприятно жжет. А еще давит чувство вины. Сам ведь обидел. Подозрений навешал, поверил в то, что работу не выполнила, и почти убедил в этом Ксюшу. А она ведь действительно все сделала, еще и разделила, чтобы мне было удобнее. Поднимаюсь и иду следом. Телефон звонит, но я отключаюсь не глядя. Сначала надо поговорить с Савельевой.
