Жестокая нежность. Макс: сын как отец - Ирина Гутовская
— Да, очень интересно послушать. Почему мы узнаём обо всём только сейчас? — и мама недовольна нашим поступком.
— Тина ответит на все ваши вопросы и поделится дальнейшими планами, пока я ненадолго отойду и буду занят… — взглянув на неё, добавил: — Никуда одна не уходи. Обязательно дождись моего возвращения. Постараюсь быстро.
Она кивнула.
***Оказавшись на улице, я пристально огляделся по сторонам. Виктории нигде нет.
«Успела скрыться, значит…».
— Сучка… — прошипел сквозь зубы, а руки машинально сжались в кулаки до противного хруста костяшек пальцев. Трясёт от неконтролируемой злости и разъедающей на части тревоги за мою любимую девочку.
Шумно вздохнув, я подошёл к телохранителю, стоящему у входа и скучающему без дела (судя по тому, как расслабленно и беззаботно привалился спиной к стене).
— Только что галерею покинула женщина: среднего роста, стройная, в брючном костюме, со светлыми длинными волосами, — не стал уточнять про парик, а на другие приметы не обратил внимания. — Возможно, на ней были очки с затемнёнными стёклами?
— Была похожая девушка… — подтвердил он, — минуту назад вышла, села в такси и уехала.
— Почему не задержал её? Каким образом она сюда проникла? — «бесит всё!».
— По приглашению прошла, вероятно, — охранник неуверенно пожал плечами. — Недавно я сменил напарника, поэтому не видел, кто и когда заходил раньше.
— А в лицо не признал? Фото ведь каждому давал. Это Вика — та особа, из-за кого нанял вас охранять мою жену, — «как это называется, нахрена я инструктировал тогда, если такое безалаберное отношение к работе?!». — Свяжись со всеми, обыщите территорию по периметру здания, а также внутри тщательно проверьте всё, — «теоретически она могла попасть со служебного входа» — но как и для чего?
Остаётся лишь предполагать…
***В галерее ничего подозрительного не обнаружили.
Но рисковать и ждать очередных «сюрпризов» мы не стали. Я сразу подключил полицию. Надоело, устал, сыт по горло этим! Если Виктория сбежала из лечебницы (не понятно, как именно удалось ей это сделать), то за нарушение меры пресечения — уже ответит по полной программе. Теперь не отвертится. Хочет новых проблем — обязательно будут.
Невменяемая? Ну-ну. Она отдаёт отчёт своим действиям, есть логика в поступках, хоть и руководствуется ненавистью. По-прежнему одержима желанием отомстить… и ещё — крайне опасна…
***Стоило нам с Тиной вернуться домой, буквально через несколько минут пришёл курьер, доставив посылку для меня. Поначалу я напрягся и не хотел открывать, но по габаритам упаковки я догадался о её содержимом. И всё-таки распаковал…
Картина… Та самая, которую когда-то Вика купила, побывав на благотворительной выставке. Лично для себя я расценил это как то, что она прощается со мной, а написанные поверх изображения слова лишь подтвердили мои мысли и выводы.
Эпилог
Макс
Весь полёт Тина со мной не разговаривала. Уткнулась лбом в иллюминатор и молчала, игнорируя меня, ничего не замечая вокруг и полностью погрузившись в раздумья…
Как и за всю прошедшую неделю до поездки на Сейшелы из неё нескольких фраз было не вытянуть: о чём ни спросишь, всегда отвечала односложно «да» или «нет». В лучшем случае — ограничивалась парой слов и снова глубоко замыкалась в себе, пребывая в подавленном угнетённом состоянии.
Откуда взяться настроению, если отец медленно умирает… Часики неумолимо стремительно тикают, приближая к неизбежным событиям — без надежды на спасение или хотя бы шанса отложить фатальный момент ненадолго.
Узнав о его неизлечимой болезни, она как каждый нормальный человек и любящая дочь, очень расстроилась. По-другому и быть не могло… Истерик не устраивала. Обвинять — никого не обвиняла в том, что раньше не поставили в известность, и претензий не предъявляла, но всё равно обиделась.
Ожидаемая реакция. Имеет на это полное право. Ведь лишилась главного — возможности провести с папой весь отпущенный ему срок жизни, а драгоценное время безвозвратно упущено — вот, о чём сожалеет. И, как сама выразилась, была бы в курсе всего — тогда не торопилась бы с поступлением в институт и приехала бы в Россию чуть позже, а обучение теперь под вопросом (раньше данное решение многое изменило бы, хотя рассуждать, как и что произошло бы в итоге — уже нет смысла).
Понимаю её чувства, эмоции… и помочь ничем нельзя — хуже не придумаешь…
Если говорить об Алексе, то он не хотел тревожить Тину перед экзаменами и стремился оградить дочку от проблем, Лара — была солидарна с мужем. Мне же пришлось отвечать за всех, выбрав наиболее удобный случай, чтобы сообщить новости. Так или иначе, для неё это стало болезненным ударом. Тем вечером, когда я рассказал обо всём, она почти всю ночь проплакала, обнимая подушку.
Я старался не донимать жену излишними расспросами, но одну не оставлял ни на минуту, постоянно находился рядом. Всё, что остаётся — прожить внутренне ситуацию, принять как есть и успокоиться (если вообще уместно раздавать подобные советы, которые цинично звучат, учитывая печальные обстоятельства).
Впрочем, она нашла свой способ справляться с душевными терзаниями… Единственное, чем моя девочка занималась в последние дни: убирала в квартире без острой необходимости — вычищала все поверхности до сияющего блеска и скрипучей стерильной чистоты, потом готовила — опять же, с избытком, а помогать не позволяла, даже кружку за собой помыть не давала, выхватывая из рук.
Этими делами моя малышка пыталась отвлечься от тягостных мыслей и переключить внимание.
Ну а я не мешал ей. Правда, неоднократно возникало желание остановить, забрать тряпку и сказать: «хватит мучить себя», но посчитал, что лезть с такими замечаниями неправильно, мог задеть неосторожно брошенными словами, причинив ещё больше боли.
Был у неё и другой метод забыться — я.
Стоило нам оказаться в постели, поведение жены резко менялось. Тина буквально умоляла о ласке и тепле, а потом набрасывалась на меня в безудержном диком порыве, хотя на сексе не настаивал и не приставал, пусть тоже хотел её до одури.
В эти моменты она превращалась в обезумевшую разъярённую хищницу, готовую перегрызть
