Случайный папа (СИ) - Ручей Наталья

– Угу. И которую этот яд не берет.

– Бухгалтером, говоришь... Интересное дело. Много лет бок о бок с Миженским – это железные нервы. Мне бы самому такой сотрудник не помешал.

– Сомневаюсь, что она согласится. Она своего шефа боготворит.

– Ну, эту оплошность ей можно простить, – отмахивается отец. – Она ведь пока со мной не знакома.

Отрываю трубку от уха, чтобы не было слышно мой смех. У отца и без того паршивое настроение – не хочется усугублять его своими сомнениями.

– Так, ладно, – говорит он. – Подходящих условий, как я понимаю, для нашего парикмахера нет. Ну меня-то она еще примет. А остальных на дом таскать – это не дело. Нужно что-то решать.

– Разберусь.

– А, уже все на контроле? Отлично. Давай тогда, до встречи. А, телевизор на ночь не смотри: как я уже сказал, там сегодня одна мутотень.

– Не переживай, у меня на это нет времени.

Отец остается в благостном настроении, а вот мое портится с каждым километром,  который приближает меня к дому.

Ночное признание Марины – как наждачкой по сердцу. И как пилой мое, которое пока так и ворочается на языке.

Утром она спала. Говорить по телефону, когда звонила, не стал. Это низость и трусость, которых она не достойна. Но и держать ее в неведении больше нельзя.

Не получится так. Будет только больнее.

На душе паршиво. Как зеркальное отражение того, что сейчас за окном –  серость, грязь и монотонные капли дождя, которые все еще больше размазывают. И дальний свет фар, который помогает двигаться дальше.

Заехав в ворота, я не сразу выхожу из машины. Смотрю на окна гостиной. Ждет. Ждет, волнуется, пока я отсиживаюсь. Именно эта мысль выталкивает меня из салона.

Сигарету? Одну? Не поможет.

– Лука…

Она выходит из гостиной. Как обычно, красивая. Ей к лицу даже простая майка и шорты. Но сейчас она в красивом облегающем платье, подчеркивающем все выступы ладной фигуры. На каблуках. Сияет улыбкой и доверчиво льнет ко мне, едва я переступаю порог.

Обнимает руками, медленно выдыхает, и в этом выдохе слышится больше, чем в словах, которые часто страшно произнести. Скучала, наконец дождалась… Знала бы она, с чем пришел, вряд ли спешила бы навстречу.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Она довольно высокого роста для девушки, но сейчас кажется хрупкой. И беззащитной. Когда ее руки сжимают сильнее, не удержавшись, прикасаюсь к ее волосам. Мог бы – отмотал время назад.

Стерва-жизнь. Как насмешка. Я сам увидел ее на дороге. Догнал. Сам привел в этот дом. И сам все разрушил.

Она поднимает лицо, ищет мои губы своими, но они скользят по щеке, потому что я отстраняюсь.

– Марина…

– Как тебе мое новое платье? Я сегодня купила. Знаешь, я решила, что не хочу прятаться. Не хочу, чтобы… чтобы это на меня повлияло.

В ее глазах ощутима почти мольба, и она же срывается с губ:

– Хочу, чтобы все было как раньше.

Ее взгляд выворачивает нутро. И корежит сильнее от осознания: я бы тоже хотел, чтобы в ее жизни не было этого мудака с фотоаппаратом. Но не хочу, чтобы все было как раньше.

– Марина, нам нужно поговорить.

– Ты не злишься? – перебивает она.  – Платье дорогое, я знаю. И я купила не только его. Ты говорил, что я могу свободно пользоваться твоей картой, но я, наверное, увлеклась? Забылась. Мне так хотелось расслабиться.

Снова сбивает с мысли. Хмурюсь, пытаясь понять, о чем она говорит. И почему думает, что я могу злиться. Приходили уведомление о списании с карты, но я не рассматривал сколько, за что. Только порадовался, что не заперлась в четырех стенах.

– Если у тебя получилось забыться, я рад, – говорю ей. – Меня не интересует цена. Я хотел поговорить о другом.

Она всматривается в мои глаза, прищуривается. Мне кажется, она все понимает. Догадывалась, чувствовала, а сейчас быстро складывает все один к одному. Но она неожиданно переплетает между собой наши пальцы и тянет меня за собой.

– Потом. Поговорим потом. Ты голодный. Я приготовила ужин.

– Я же говорил, что не нужно.

– Говорил, – соглашается она. – Но я надеюсь… Надеюсь, что ты передумаешь.

Возможно, мне только кажется, что ее ответ на самом деле к еде не относится. И что уже сейчас вот так, между строк, мы говорим о том, что гораздо важнее.

О нас.

Сжав ладонь, заставляю ее обернуться. На ее губах улыбка, но она тлеет, как свечи, свет которых рассеянно льется из кухни. Пытается сделать шаг, увести меня за собой – не выходит.

Ужин, свечи, вино – романтика, которой ей бы хотелось. И которую я дать не могу.

Искать слова бессмысленно, любые сильно ударят. Поэтому говорю прямо, как есть.

– Марина, нам нужно расстаться.

Улыбка на губах еще держится, в глазах удивления нет: знала. Ее пальцы сжимают мои с такой силой, как будто она рассчитывает, что они могут сплавиться вместе.

– Прости…

Херовое извинение. Хуже только молчание. Которое ударяет в барабанные перепонки.

– Ты… – Она отпускает мою руку, обнимает себя за плечи, будто ей холодно. – Это из-за меня? Из-за того, что случилось?.. Он не успел, Лука, я же говорила, что он не успел!

Ее глаза огромные, и в них не боль, а безмерное чувство вины. Не хочу думать, какие сейчас у нее проносятся мысли, скорее всего тот же бессмысленный мусор: сама виновата, сама все испортила, если бы не…

– Дело не в тебе, Марин.

Зажмуривается, качает головой, растирает плечи ладонями. Я вижу, что она начинает дрожать.

– А в ком тогда? – Вскидывает глаза. – В ней?

– Нет. Дело во мне.

Она делает резкое движение головой – не верит, не хочет, не принимает услышанное. Волосы разметаются как морская пена и частично скрывают лицо. Смахнув их, склоняет голову набок.

– Ты обещал, что для нас ничего не изменится. Помнишь?

Помню.

Тогда я и правда так думал. Нужны ли ей мои оправдания? Сомневаюсь. Они ничего не изменят.

– Что я сделала не так? Чем я тебе не подхожу? Я старалась, я так хотела, чтобы у нас получилось.

– Знаю.

– Где я ошиблась?

Она так внимательно всматривается в мои глаза, словно и правда рассчитывает увидеть ответ, который избавит нас от того, что сейчас происходит. Не первое расставание у меня. У нее наверняка тоже.

Но впервые так сложно.

Наверное, как раз потому, что не она ошиблась, а я.

Ее руки мелко трясутся, а теперь еще губы. И я обнимаю ее. Обнимаю, чтобы хотя бы согрелась.

– Что со мной не так? – тихо шепчет она.

– Все так. Ты идеальная, Марин. Просто… она – для меня.

Замирает.

Судорожный выдох спустя долгую паузу.

– Я могла бы тоже родить… если бы ты захотел…

Впервые я слышу, как громко стучат в гостиной часы. Пытаются разбавить молчание. Да и что говорить? Если бы дело было только в ребенке, мне бы хватило роли воскресного папы.

Все серьезней. И глубже.

Гораздо глубже, чем я сам допускал.

Не представлял, что такое бывает. И так. Когда хочется орать во всю глотку от радости и одновременно дробить, крушить, бить, чтобы боль стала не фантомной – физической. С ней справиться легче, и она быстрее проходит.

Понятия не имею, как долго мы так с ней стоим. Возможно, часы запарились бегать по кругу. А может, успели только лениво передернуть стрелками, играя со временем. Я чувствую, когда она берет себя в руки.

Тело напрягается, дыхание становится ровным, и она уже может одна. Может, потому что сама отстраняется.

– У меня к тебе просьба… – и голос звучит так, как раньше, уверенно. – Можно мне здесь еще немного пожить?

Глава 38

Лука

Простая просьба, которая потянет за собой слишком много проблем. В первую очередь для нее. Ежедневно сталкиваться друг с другом, подбирать слова и надеяться. Смотреть на человека, который выбрал другую. И который каждый день уезжает к другой.

Но и выставить за двери ее не могу. Дело даже не в том, что сейчас поздний вечер, а на улице дождь. Просто не могу с ней так поступить.