Майя Бэнкс - Юная жена
— Я не буду терпеть дурного обращения с моей женой. Достаточно я вас уговаривал, достаточно ждал, когда уляжется ваше возмущение и гнев на то, что нас вынудили принять в свои ряды женщину из клана Армстронгов. Она вела себя с достоинством и благородством, а по отношению к вам проявляла одно лишь великодушие. Одаривала улыбкой каждого, кто попадался ей на пути. В ответ вы лишь злобствовали, заставляли ее страдать и чувствовать себя лишней. Вы коварно воспользовались ее желанием обрести признание в нашем клане и старались всячески унизить.
Грэм замолчал и вперил мрачный взгляд в группу женщин. Те, отводя глаза в сторону, нервно топтались на месте. Нора побледнела, а Мэри потупила голову. У одних были виноватые лица, у других — неприязненные и злые.
— Впредь любое — я действительно имею в виду любое — нарушение моего приказа не останется безнаказанным. Выбирайте сами. Или вы прекратите свои отвратительные выходки, или покинете клан и навсегда станете изгоями. Вас лишат имени Монтгомери и защиты, которую оно дает.
— Ты не можешь этого сделать! — выкрикнул Маколей Монтгомери.
Грэм повернулся к нему и вперил в него страшный взор. Маколей побледнел, шагнул назад и налетел спиной на свою жену, одну из молодых женщин, которые насмехались над Эвелин.
— Это вызов? — ледяным тоном осведомился Грэм. — Так знай, любое несогласие будет расценено как вызов вождю, а значит, поединок будет насмерть.
— Н-нет, — запинаясь, проблеял Маколей. — Я всегда стою за тебя, лэрд.
— Значит, за меня? — Грэм обвел взглядом все собрание. — Вы за меня? Или в этом деле — против?
Из толпы послышались крики «нет!».
— Пока я вижу, что вы против, — холодно продолжал Грэм. — Стоять за меня — значит стоять и за мою жену, вашу госпожу. Пока ни один из ваших поступков нельзя расценивать как поддержку леди Эвелин. Так что учтите: оскорбить ее — значит оскорбить меня. Обидеть ее — обидеть меня. — Затем он нашел взглядом Нору и обратился прямо к ней: — Сегодня ты оставишь свою должность. Ты больше не будешь надзирать за работой женщин в доме и соответственно лишишься всех привилегий, которыми до сих пор пользовалась. Можешь отправляться к тем женщинам, кому я запретил работать в доме.
Нора вскрикнула и расплакалась. Муж успокаивающе обнял ее за плечи и злобно сверкнул глазами на Грэма.
Тиг выхватил меч и оказался перед мужем Норы раньше, чем Грэм успел отреагировать на эту дерзкую демонстрацию неуважения, и поднес лезвие к горлу старика:
— Ты будешь почтительным к нашему лэрду. Любой, кто идет против моего брата, будет иметь дело со мной.
Боуэн, вытащив меч, тоже шагнул вперед.
— И со мной.
— И со мной, — спокойно добавил Дуглас.
Один за другим все командиры выходили и становились рядом с Грэмом.
— Нельзя вести себя как дети, — решительно заговорил Дуглас. — Роберту Монтгомери было бы стыдно за то, как у нас относятся к жене лэрда. Он никогда бы не одобрил таких поступков по отношению к ни в чем не повинной женщине. Ее вина лишь в том, что она родилась во вражеском клане. Это единственный грех Эвелин. Я собственными глазами наблюдал, как она изо всех сил пыталась исправить сложившееся положение. Вам всем пора открыть глаза и поразмыслить, чтобы избавиться от этой бессмысленной ненависти.
— Вы будете оказывать ей почтение или подвергнетесь наказанию, — пообещал Грэм. — А теперь идите и занимайтесь своими делами, но подумайте о моих словах и сделайте свой выбор. Видит Бог, мое терпение кончилось.
Люди стали быстро расходиться. У некоторых женщин лица были заплаканы. Грэм не испытывал к ним сочувствия. Он помнил лишь об израненных руках Эвелин. Волны гнева накатывали на него снова и снова.
— Дело сделано, — уверенным тоном произнес Боуэн. — Больше они не посмеют тебя ослушаться. Испугаются последствий.
Грэм кивнул.
— Сделано. Я не отступлюсь от своего слова.
— Я знаю, — согласился Тиг.
Грэм посмотрел прямо брату в глаза.
— Но ты не согласен.
Тиг медленно покачал головой.
— Согласен. Я видел, к чему привели их детские выходки, и возмущен не меньше тебя. Эвелин не заслужила такого отношения. Боюсь, это сломит ее. Мне не понравилось отчаяние в ее глазах, когда она все поняла.
У Грэма защемило сердце. Он и сам видел, что Эвелин выбита из колеи, и боялся, что слишком поздно вмешался.
— Она сказала, что хочет вернуться домой, — бесстрастным тоном сообщил Боуэн. — Это были ее последние слова. Потом она ушла.
Грэм выругался и сжал кулаки.
В этот момент его окликнули.
Грэм оглянулся. Рори, явно чем-то взволнованная, протискивалась сквозь толпу у входа в дом.
— Где Эвелин? Я хотела позвать ее на первый урок, но нигде не нашла.
Грэм нахмурился.
— Она была в зале. Ты смотрела в наших покоях?
— Конечно, смотрела, — кивнула Рори. — Даже влезла на башню и оглядела реку до самого поворота. Это ее любимое место. Но там никаких следов.
— Эвелин вышла из дома через заднюю дверь, — сообщил Боуэн. — Сказала, что хочет подышать воздухом. Я решил, что она пойдет, куда обычно ходит, чтобы прогуляться.
— Возвращайся на занятия, Рори, — распорядился Грэм. — Я поищу Эвелин.
— Давай мы с Тигом тебе поможем? — предложил Боуэн.
Грэм на мгновение задумался.
— Нет. Надеюсь, она где-то недалеко. Если мне понадобится помощь, я вас позову. Мне надо поговорить с ней. Она расстроена всем, что случилось.
Тиг и Боуэн понимающе кивнули.
— Эвелин хорошая девушка, — пробурчал Тиг. — Когда я увидел ее руки и понял, в какое отчаяние она пришла… Я этого не могу вынести.
Грэм стиснул зубы.
— Я тоже не могу. И не позволю, чтобы ее обижали, даже если придется наказать каждого, кто посмеет меня ослушаться.
Глава 34
Осмотрев ближние окрестности замка, Грэм почувствовал, как сердце сжалось от страха, и пошел за своим жеребцом, а по дороге решил, что все-таки следует воспользоваться помощью братьев. Их он отправил в северном направлении, а сам обогнул замок и поскакал к реке.
Он едва не упустил Эвелин, когда поднялся на вершину отрога, с которой была видна граница с владениями Армстронгов. Подтянув колени к груди, Эвелин сидела на цветочной поляне и отсутствующим взглядом смотрела вдаль, на земли своей семьи.
Ветер раздувал ей волосы. Вся ее фигура казалась воплощением одиночества и безнадежности. Эвелин не заметила Грэма, а он не хотел внезапным появлением ее испугать. Он проехал верхом, сколько было можно, потом спешился, оставил лошадь пастись, а сам пошел к жене.
