Анна Мак–Партлин - Заверните мне луну

— Ты мог бы просто надеть шляпу, — посоветовала я, на что он только улыбнулся.

— Не для этого, — произнес он с ухмылкой.

Брат выглядел немного старше, но счастливее. Морщины, появившиеся вокруг его глаз за последний год, лишь подчеркивали блеск его глаз.

— И что ты мне сейчас расскажешь? — спросил я его, скрестив пальцы.

— Я священник, Эмма, — сказал он таким тоном, будто ожидал от меня безоговорочного одобрения.

Я не побоюсь сказать, что в тот момент у меня кольнул в груди. Я попыталась скрыть свое разочарование, безразлично протирая стол. Я этого, честно, не ожидала. Мне казалось, что путешествия вокруг света отрицали его принадлежность к церкви. Но ведь мы с Ноэлем был абсолютно разные люди.

— А как насчет того, что ты никогда не сможешь завести семью, любить или даже заниматься сексом? Как насчет того, чтобы наблюдать за тем, как живут другие и не иметь возможности самому ничего попробовать? А как тебе нравится одиночество? — Я задавала ему эти вопросы, безумно расстроенная его признанием.

Он взял меня за руку.

— За прошлый год я многое попробовал в жизни. Некоторые мои открытия оказались замечательны. Я сделал вызов судьбе, и многое, что встречалось мне на пути, было мной ранее не познано, но я увидел все то, что хоте увидеть. Даже то, что лучше бы людям никогда не знать.

Ноэль рассказал мне о своем путешествии в Судан, в особенности о крошечном четырехлетнем мальчике, который умирал от голода. Его тело было измученным, кости выпирали через тонкую кожу, все мышцы скручены, а живот раздулся. Он оказался слепым, и этот его недуг был врожденным. Это маленькое существо было совсем одиноким. Мать ребенка умерла за месяц до того, как мой брат нашел его умирающим на грязной кровати лагеря. Пока Ноэль держал его за руку, слезы текли по изможденному лицу ребенка. Он вцепился в брата, боясь, что его снова оставят одного. Ему было лишь четыре года, а он уже знал, что умирает. Мой брат спел ему песенку. Он гладил его по голове, а когда у того отказали почки, он лежал, обняв ребенка, громко молясь за него и целуя его в мокрую щеку. Этот маленький человечек никогда не знал той жизни, которая нам представлялась чем — то само собой разумеющимся. Он никогда не узнал, что жизнь может доставлять радость. Он же испытал лишь потерю и боль. Почему?

Эта история глубоко задела меня за живое. Я сразу вспомнила, сколько всего хорошего происходит в нашей жизни. Даже когда мы что — то теряем, мы обязательно что — то находим. А этот ребенок? Когда же он что — то обретет? Ноэль просидел с ним два дня. Он произвел последний обряд, и ребенок умер у него на руках. Но Ноэль мог поклясться, что мальчик улыбался. Казалось, что эта улыбка была вызвана присутствием брата. Мальчика звали Басса, и он хотел стать врачом, когда вырастет. Ноэль прервал свое повествование, потому что слезы струились по его лицу. Я не могла вымолвить ни слова и чувствовала, как горят мои щеки.

— Он член моей семьи, Эмма.

Я сидела, задыхаясь от жалости к мальчику, которого я никогда не знала, и к брату, который присутствовал при его смерти.

— Ты возвращаешься.

Мое сердце начинало разрываться на части.

— Я уезжаю, — кивнул он в ответ.

— Ты мог бы быть членом благотворительной организации.

— Я священник.

Мы оба заплакали, но в то же время и я, и он понимали, что он принял верное решение, и хотя я чувствовала боль в сердце и слезы струились из глаз, я была горда тем, что он мой брат. Я крепко обняла его.

— Я тебя люблю.

— Я тоже тебя люблю, Эмма.

Так закончился наш разговор.

Через неделю мы с Кло ходили по магазинам и искали наряд для ее помолвки. — Я слишком толстая в этом платье? — спросила у меня Кло, кажется, в четырнадцатый раз.

— Да у тебя десятый размер. Нет такой одежды, в которой ты бы плохо выглядела, — ответила я ей в четырнадцатый раз.

У меня жутко болели ноги, и я не была настроена больше гулять по магазинам. Тут она нашла черное платье, которое очень напоминало те предыдущие восемь черных платьев, которые уже имелись у нее в гардеробе. Я ей напомнила об этом, но мои слова не возымели действия.

— Эмма, ты ничего не понимаешь, — сказала она по пути к прилавку.

Я оказалась слишком голодна, чтобы с ней спорить. Мы уже купили туфли и приготовились перекусить. Я еле шла, а Кло была раздражена. Мы только успели сделать заказ, когда зазвонил ее телефон. Высветился рабочий номер Тома. Она ответила, но ей звонил не Том. Я видела, как ее лицо побледнело. Том почувствовал себя плохо, и его отвезли на скорой помощи в больницу. Мы молча вышли из ресторана. Сев в машину, мы лишь перекинулись несколькими словами.

— С ним все будет хорошо, — сказала я, ужаснувшись от мысли, что могла заблуждаться.

— Я знаю, — безучастно произнесла Кло.

Никто из нас в это не верил. Она безумно мчалась по дороге, а я даже не возмущалась. Мы вбежали в госпиталь, чуть не сбив информационный стенд. Отец Кло умер от сердечного приступа, и, стоя около стенда, я знала, что она тайно винит себя в том, что с Томом может произойти то же самое. Ее трясло, она размахивала руками, а когда попыталась заговорить с медсестрой, то у нее пропал голос. Я стойко держалась, а она в ужасе ждала удара. Тут Кло откашлялась и спросила про состояние здоровья своего жениха. Женщина улыбнулась и заглянула в компьютер. Кло закрыла глаза, я же пристально смотрела на женщину и на ее компьютер. Но та все еще улыбалась нам.

— Дорогая, он в хирургии, — радостно заявила она.

Хирургия — это хорошо. Это значит, что он не мертв. У отца Кло дело до хирургии так и не дошло. Мы обе поняли, что это хорошие новости. Кло с облегчением вздохнула. Том не был мертв. После этого нам пришло в голову, что для этого у него еще предостаточно времени. Ну что же все-таки с ним случилось? Кло опять побледнела. Думаю, я тоже.

— У него что — то с сердцем? — спросила она, уже готовая разрыдаться в ожидании ответа этой незнакомки. Слезы обжигали ей глаза, и она так крепко сжимала мою руку, что могла сломать ее.

Женщина вновь взглянула на экран.

— Нет, — улыбнулась она. — Дорогуша, у него подозрения на аппендицит.

Слово «аппендицит» сделало свое дело. Мы переглянулись.

— Подозрения на аппендицит? — решила уточнить Кло, снова заливаясь краской.

— Да, дорогая. Он тут долго не пробудет, — обнадежила женщина, и я заметила, что ее взгляд был уверенным. — Подозрения на аппендицит, — повторяла я, чтобы окончательно убедиться, что мы от радости ничего не напутали.

— Аппендицит, — подытожила Кло, улыбаясь, после чего мы истерично расхохотались и никак не могли подавить смех. Кло облокотилась на меня, а ее коленки были крепко прижаты друг к другу. Могло показаться, что она хочет в туалет. А я тем временем вытирала слезы, стараясь не сопеть.