Маргарет Пембертон - Богиня

– Я не стану твоей женой, Роган, – вздохнула Валентина, – потому что не желаю.

Роган уставился на нее как на сумасшедшую. Валентина встала, жалея, что он вынуждает ее говорить откровенно и не пытаться смягчить удар.

– Я не люблю тебя, Роган, и никогда не любила. Ты мне очень, очень нравишься, и я посчитала, что со временем смогу полюбить тебя, но теперь поняла, как ошибалась.

– Ты рехнулась! – прошипел Роган, однако в его голосе не было убежденности, а красивое лицо побледнело. – Это Ракоши тебя заставил? Уверял, что в твоем контракте есть пункт, запрещающий выходить замуж?

– Я сама все решила, – повторила она, не зная, как заставить Рогана поверить ей.

Роган тупо глазел на нее. Никто, никто не бросал до сих пор Рогана Тенанта. Да это просто неслыханно!

– Мы сообщили всей чертовой съемочной группе! – Его голос сорвался на визг. – Сегодня все будет в газетах! Луэлла уже успела пронюхать! Весь город гудит!

– Скажи Луэлле, что это рекламный трюк, придуманный студийным отделом рекламы, и ты понял, что не можешь больше лгать.

– Будь уверена, я так и сделаю! – взорвался Роган. – А как насчет остальных? Они-то знают, что это не какой-то дурацкий розыгрыш!

– Я объясню Саттону и Лейле, что ты передумал, – предложила Валентина. – И что больше не хочешь на мне жениться. Они тут же разнесут новость по всей студии.

– Тебе лучше поторопиться, дьявол бы все это побрал! – прерывающимся от ярости и унижения голосом пробормотал Роган. – Я и шагу отсюда не сделаю, пока ты не исправишь то, что натворила, и не скажешь людям правду.

– О том, что ты передумал на мне жениться? – успокаивающе спросила Валентина.

– Чертовски верно.

Валентина, подавив улыбку, подняла трубку и набрала домашний номер Саттона.

– Саттон, это ты? – Голос Валентины слегка задрожал, словно она едва сдерживала слезы. – Саттон, случилось ужасное! Роган меня бросил! Не хочет жениться. И даже видеть меня больше не желает!

К счастью, Роган стоял слишком далеко и потому не слышал ответных слов Саттона, сочувственно объяснявшего Валентине, как ей повезло избавиться от этого самовлюбленного осла. Закончив разговор, Валентина позвонила Лейле и выслушала пространные утешения.

Наконец она положила трубку на рычаг.

– К завтрашнему утру все уже узнают, – успокоила она разъяренного Рогана.

– Надеюсь!

Актер уже схватился за ручку двери, но, помедлив, вздохнул:

– Мне очень жаль, Валентина, – официальным тоном объявил он, – но из этого просто ничего не вышло бы.

Глаза Валентины широко распахнулись, но не успела за Роганом закрыться дверь, как лицо девушки озарилось довольной улыбкой. Роган уже успел поверить, что именно он был инициатором разрыва! Через несколько часов он окончательно забудет, что это она его бросила.

Валентина сняла халат и начала одеваться. Видал, должно быть, ждет ее в офисе. Они обсудят сегодняшние съемки, поговорят о себе и обо всем на свете!

Девушка сунула ноги в туфли, захлопнула за собой дверь и побежала к бунгало под черепичной крышей, где ее дожидался человек, которого она любила всем сердцем.

Видал сидел за столом, разложив перед собой десятки эскизов с изображением поля битвы при Сент-Олбанс. Заслышав шаги, он поднял голову, и, увидев выражение этих черных глаз, Валентина затаила дыхание.

– Иди сюда, – велел он таким тихим, низким, глубоким голосом, что по ее спине поползли мурашки. – Я восемь часов ждал, пока смогу наконец любить тебя, и больше не намерен терять ни минуты.

Видал поднялся и, подбежав к ней, схватил в объятия, впился в губы и осторожно опустил девушку на покрытый пушистым ковром пол.

Глава 14

Валентина с удовольствием вытянулась на атласных простынях, наблюдая, как Элли вносит поднос с завтраком.

– О сегодняшней премьере прямо-таки кричат первые полосы «Игземинер» и «Тайме», – сообщила горничная, вручая ей газеты, прежде чем поставить поднос. Но Валентина отодвинула его.

– Простите, Элли, я в рот ничего не могу взять. Слишком нервничаю. Выпью только кофе.

Элли неодобрительно покачала головой, однако промолчала, прекрасно сознавая, что не стоит тратить время на споры. Налив Валентине крепкого черного кофе, она подошла к стене из бесконечных зеркальных шкафов, а Валентина с жадностью принялась читать заголовки.

«Сегодня в кинотеатре Громена состоится премьера эпопеи Теодора Гамбетты, съемки которой обошлись в миллион долларов! – писала Луэлла Парсонс. – Валентина, звезда, которой предстоит затмить Гарбо и Свенсон, в эти минуты, должно быть, не находит себе места от волнения».

– Чертовски верно, – заметила Валентина, разворачивая «Лос-Анджелес таймс».

«Королева-воительница» сегодня вечером покорит Голливуд…»

Валентина пригубила кофе.

«…Элита мирового кино наконец-то рассудит, окупится ли миллионная ставка Теодора Гамбетты. Осведомленные люди утверждают, что непредсказуемый венгерский режиссер Видал Ракоши создал настоящий шедевр».

Еще одна заметка, посвященная Валентине, была озаглавлена: «Валентина. Лицо века».

Валентина взглянула на снимок и отбросила газеты. Не важно, что они пишут нынче. Главное – что скажут завтра.

Телефон зазвонил, и девушка вскочила, зная, что это, должно быть, Видал.

– О, дорогой, я так волнуюсь, что не могу дышать.

– Спокойно, – смеющимся голосом ответил Видал. – Сегодняшний вечер – величайший в твоей жизни.

– Но что, если им не понравится? Что, если…

– Сходи на пляж, поплавай. Сыграй партию в теннис. Постарайся расслабиться, иначе ты через несколько часов просто свалишься. Увидимся позже.

– Но ты заедешь за мной, правда? – встревоженно спросила она. – Мы поедем в кинотеатр вместе?

Они совершили невозможное. В течение всего года оба умудрились ничем не выдать своих отношений и не возбудить никаких слухов в самом жадном до сплетен городе мира. Показаться на людях вместе, перед камерами и микрофонами прессы означало дать пищу толкам, которых они до сих пор старательно избегали. Однако Видал не мог повести на премьеру жену, потому что Кариана подсознательно избегала Теодора Гамбетту.

– Да, – мягко сказал он, гадая, сколько еще времени они смогут поддерживать неустойчивое равновесие этих нескольких месяцев. – Мы поедем вместе, Валентина.

– Я люблю тебя, – горячо прошептала она. – О Господи, почему мы не можем провести хотя бы один день друг с другом? До вечера целая вечность.