Осколки тебя - Энн Малком

— Мы играли во дворе, — продолжила я. — Бросали футбольный мяч. Моей маме это не нравилось. Она считала, что я должна сидеть дома и учиться играть на пианино.

Мне захотелось улыбнуться при воспоминании лица моей матери, когда я заставила учительницу фортепиано перекреститься, а затем выбежать из нашего дома и больше никогда не возвращаться.

Я плохо переносила попытки матери контролировать меня. Мой отец не поддерживал ее в этих вопросах. В отличие от нее он просто хотел, чтобы я была счастлива.

Снова посмотрела на Сента, заметив, что отвела взгляд. Потерять зрительный контакт было признаком слабости.

— Может поэтому она меня ненавидит, — сказала я. — Винит меня. Потому что если бы я была идеальной дочерью, то не играла бы на улице и не бросила бы футбольный мяч так, что он улетел на дорогу. Мой брат побежал за ним, дразня меня за хреновую меткость.

Я покачала головой, как будто пытаясь вытряхнуть из головы воспоминания.

— Он был ребенком, — прошептала я. — Дети глупые. Зацикливаются на таких вещах, как бросание футбольных мячей и забывают о том, что мир, в сущности, просто плавильный котел мудаков. Мудака через дорогу уволили за неделю до этого. Его жена ушла на работу, дети, вероятно, сидели перед телевизором. У него закончилось пиво, — я покачала головой от простоты причины трагедии. — Мы узнали об этом только после. Пиво закончилось, потому что он все выпил. Еще до обеда.

Наморщила нос. Раньше я считала его полным ничтожеством, раз он выпил столько пива утром перед тем, как убить моего брата. Но потом сама начала пить по утрам. Но я никогда не садилась за руль.

— Я не помню. Ты видимо думаешь, что я запомнила каждую деталь того дня, но так не бывает. Я помню все неважные вещи, например, последние слова моего брата, обращенные ко мне. Или точное время суток, когда он умер. И помню тот факт, что тот мудак переехал его голову. Раздавил ее. Я не должна была слышать этот звук. Может, я и не слышала. Может я придумала этот хрустящий, хлюпающий звук после. После того, как увидела, что глаз моего младшего брата вылез из глазницы и половина мозга вытекла из черепа.

Я пожала плечами.

— И я до сих пор иногда слышу этот звук. Остальное я не помню. Помню кровь на своих руках, но не могу вспомнить, как прикасалась к нему. Дыхание водителя, несвежее, прогорклое. На нем была футболка AC/DC. Не помню, как он выглядел, но с тех пор ненавижу AC/DC.

Я посмотрела в глаза Сента.

— Многие люди сказали бы, что именно поэтому я пишу то, что пишу. Что я превратила свою жизнь в шоу ужасов. Но это неправда. Я и до этого была одержима болезненным. Думаю, именно поэтому я так пристально смотрела на труп своего брата и старалась увидеть каждую деталь. Не потому, что это ужасало меня, а потому что завораживало. Я не психопатка. Я любила своего брата. Больше всех на свете. Я оплакивала его по-своему и до сих пор скорблю, наверное. Но в тот момент Коди не был моим братом. Видимо, в тот момент все просто перестало меня шокировать.

Лицо Сента ничего не выражало. Я не могла понять, что он чувствовал. Но сочувствия в его глазах не было и мне это понравилось.

— Кем ты работаешь? — резко спросила я.

Он вздрогнул. Едва заметно, но я поняла, что резкая смена темы разговора его удивила.

— Я инвестор.

Браво. Он взял и удивил меня в ответ.

— Инвестор?

Сент пожал плечами.

— Компьютеры. Фондовый рынок. Финансовое дерьмо. Всегда был хорош в этом. В наши дни нужно всего лишь подключение к Интернету и половина мозга, чтобы делать деньги.

— И это у тебя есть?

— Половина мозга? — ответил он.

Я улыбнулась. Наполовину искренне.

— Шикарная компьютерная комната, со всякими экранами с непонятным мне дерьмом.

Сент кивнул.

Ах, мне действительно стоило еще немного поспрашивать его. Меня должно было удивить, что бывший байкер сколотил состояние, инвестируя в гребаный фондовый рынок, но если подумать, то это не так.

— Я нашел ее, — сказал Сент, и я прекрасно поняла, о ком идет речь.

Признание меня не особо удивило. Сент жил в лесу и трахал ее. Если кто-то и мог найти ее расчлененный труп, то это он. Жизнь так жестока, но, с другой стороны, достаточно добра, чтобы не дать найти Эмили тому, кто не смог бы пережить увиденное.

Он провел рукой по волосам.

— Я часто видел смерть. Кровью меня не испугать. Как и насилием. Но насилие над женщинами…

Сент запнулся и отвел глаза на какую-то долю секунды.

— Мне это не нравится, но я понимаю. Мы живем в мире животных, монстров. Ты вынужден быть либо жертвой, либо монстром. Эмили была жертвой. Ей не хватило сил превратиться в монстра.

Он посмотрел на меня ясным и холодным взглядом.

— Итак, ее разорвал на части сумасшедший. Не буду врать и говорить, что она ничего не значила для меня. Эмили значила для меня достаточно, чтобы я попытался найти этого ублюдка. Чтобы ее труп запечатлелся в моей памяти. Но я справился с этим.

Сент сжал мои бедра.

— Когда нашел тебя, свернувшуюся калачиком на земле, словно ты хотела, чтобы она поглотила тебя, я был поражен, даже не зная кто ты. Поражен сильнее, чем когда увидел женщину, которую трахал, выпотрошенную и лежащую среди посаженных ею же цветов. Это многое говорит обо мне. И о тебе. Чем больше тебя узнаю, тем больше понимаю, что смогу понять, как справиться со всем случившимся. Потому что я — монстр, а не жертва. Я справлюсь. Но никогда не смирюсь.

Он сделал паузу.

— Всегда есть кто-то, кто потрошит женщин. Мне это не нравится. Я пытался, но ничего не могу с этим сделать. И даже если бы смог размазать его мозги по этим же цветам, кто-то другой просто заменил бы его. Меня не волнует спасение мира, потому что его уже не спасти. И я не собираюсь спасать тебя. Потому что, детка, ты — не жертва. Но я постараюсь сделать так, чтобы не узнать, как пахнет твоя смерть.

— Ты знаешь, что я знаю.

— Да, — согласился Сент.

— Знаю, что ты провел много времени с нашивкой на спине, не дыша ничем, кроме смерти, — сказала я.

Он не ответил, а я не собиралась выпытывать. Сегодня у нас видимо ночь обмена тайнами и мне нужно было узнать больше.

Итак,