Мой друг - Оливия Лоран
Это признание настолько неожиданно, что я даже не сразу могу хоть как-то отреагировать.
Два года? Почему не сказал раньше?
— Примерно столько же я знал о своем диагнозе, — в миг пресекает поток моих мыслей, обрушивая эти слова с привычной невозмутимостью на лице. Говорит так спокойно, словно и не о себе вовсе.
А я не могу даже элементарно дышать…
Рваный вдох. Ломкий выдох. Сердце замирает, сжимаясь до микроскопических размеров, а затем берет разгон и срывается на бешеный темп, закладывая виражи и намереваясь пробить грудную клетку.
— Операция, что планировалась на лето, нужна была уже сейчас. Пришлось снова улететь в Германию, поэтому я не доехал до тебя.
Не в силах переработать услышанное, крепче впиваюсь пальцами в его плечо.
Диагноз. Операция. О чем он говорит?
Сквозь пелену сознания всплывают отрывками воспоминания, постепенно складывая пазл воедино. Хватаюсь за них, как за спасательный круг, пытаясь выгрести на поверхность, но лишь глубже утопаю.
— Но я здесь, с тобой. Всегда с тобой, — слышу родной голос. — Только так, Ми. Привыкай.
Воспаленное воображение продолжает подкидывать ужасающие образы, обжигая вспышками тревоги. Барахтаюсь в таком аварийном состоянии достаточно долго. Кажется, что за минутами утекают часы, но крохи шаткого здравомыслия докладывают, что это не так.
Мне нужно знать.
Используя все внутренние резервы, не слышу свой собственный голос, когда осмеливаюсь озвучить раздирающий душу вопрос:
— Что за диагноз?
Артём обхватывает меня за плечи, снова разворачивая к себе лицом, сканирует изучающим взглядом, всматривается настороженно и как-то обеспокоено, а потом коротко отвечает:
— Порок сердца.
Как не готовилась к этой правде, по итогу оказываюсь совершенно не готовой…
Заострившиеся черты лица Артёма начинают расплываться, и только когда касается пальцами моих щек, в попытке смахнуть слезы, понимаю, что снова плачу.
Машу головой, упрямо отрицая такую правду, словно это может что-то изменить. Но я просто не способна ее принять.
— Все в поряде, Ми. У меня даже их два. Помнишь? Твои слова, — усмехается не к месту.
— Три, — поправляю тут же. Но замечая озадаченность на его лице, поясняю следом: — Мое сердце тоже у тебя.
Артём улыбается одними уголками губ и заметно расслабляется. Не спеша ведет руками по спине, оставляя россыпь мурашек, так же медленно целует губы, щеки, нос, везде, где может дотянуться, а затем нехотя отрывается от меня.
— А мое подлатанное примешь? — выдает с той же улыбкой на лице. Заставляю себя отразить эту эмоцию, но выходит с натяжкой.
— Любое…
Отстраняюсь ровно настолько, чтобы иметь доступ к его телу спереди. Взгляд непроизвольно сползает на грудь с аккуратным рубцом, и я ощущаю ментальную боль в области сердца.
Как в бреду тянусь ладонью и, едва касаясь, обвожу кончиками пальцев кожу вокруг поврежденного участка. Она ощущается такой горячей под моими холодными руками, словно у него жар.
Артём зеркалит мои движения, прокладывая путь от ключиц к обнаженной груди. По всему телу пробегает озноб, когда задевает пальцами сосок. Вздрагиваю и только сейчас понимаю, что уже нахожусь без лифчика.
Не задумываюсь о том, как упустила этот момент. Слишком погружена в процесс. Но когда замечаю растущее напряжение у него ниже пояса, начинаю уже заметно нервничать. Осознаю, что не готова… Только не сейчас.
Считывая мои реакции, Артём накрывает нас одеялом и разворачивает меня к себе спиной. Обхватывает так крепко и в то же время с особой нежностью.
— Просто останься со мной на ночь, — озвучивает свою просьбу. — Засыпай.
Меньше всего на свете я хочу сейчас уйти, да и вряд ли оставила его одного, даже если бы и сам попросил.
— Тём, это… достаточно сложно, — превозмогая жаркое смущение, собираюсь с силами, чтобы закончить: — Ты упираешься мне… сзади.
Распахнув глаза, цепенею, когда чувствую ощутимую пульсацию в области поясницы.
— Черт… Я стараюсь, — заверяет он. — Но это не так-то и просто, когда твоя голая задница так близко.
В пору бы возмутиться, но меня пронзает стрелой дикого возбуждения, простреливающее сразу по всем эрогенным зонам. Медленно перевожу дыхание, и, увлажняя пересохшие губы, стараюсь вернуть трезвость ума.
— Может я оденусь? — как мне кажется, выдвигаю вполне резонное предложение. Он, конечно же, не оценивает такой своеобразной заботы.
— Только попробуй дернуться, — угрожает шутливо, но я все же не рискую ослушаться.
Долго не могу уснуть, пытаясь усмирить разбушевавшиеся гормоны и контролировать собственное желание. По дыханию Тёмы понимаю, что он тоже не спит, но разрушать тишину не пытаемся ни я, ни он. Когда удается выровнять сердечный ритм и я начинаю проваливаться в сон, улавливаю его голос на границе слышимости:
— Ми, — замираю в нервном ожидании, практически не дышу, напрягая слух. — До самой смерти.
Тревожно. Беспокойно. Необъяснимым чувством безотчетного страха затягивает.
— Не говори так… Никогда не говори о смерти.
Стискивает плотнее, но неудобства при этом не доставляет. Напротив — мне комфортно в таких объятиях, уютно и спокойно.
— Не бойся, зай, — выдыхает приглушенно. — Спи.
И я засыпаю.
Утром просыпаюсь первой, едва солнечные лучи пробираются в комнату. Пошевелиться не решаюсь, чтобы не разбудить Тёму. Использую это время, чтобы беспрепятственно рассматривать его расслабленные черты лица. Много раз так делала, но в этот все ощущается иначе, ведь между нами все стало по-другому.
Не сдерживая порывов чувств, прижимаюсь губами к скулам. Легко, практически невесомо, но это действие все же оказывает определенный эффект — хватка на моих ягодицах крепнет.
— Всегда бы так, — хрипит довольно, севшим ото сна голосом, и притягивает меня ближе.
Невольно улыбаюсь, ощущая прилив радости и не только… Снова приходится включать голову и мыслить трезво.
— Когда-нибудь, — мечтательно отзываюсь на той же волне и следом добавляю уже серьезнее: — Мне нужно вернуться, пока все не проснулись.
— Ну нет, не так быстро, — молниеносно опрокидывает меня на спину, вдавливая в кровать своим горячим телом сверху.
Не успеваю даже глотнуть воздуха, как он обрушивается на мой рот, захватывая и терзая распахнутые губы. Проникая глубже,
