Зеленое солнце - Марина Светлая
— Ты ж сказала, что не будешь. Кнедли это! Из картошки! Ну как ленивые вареники, но в соусе.
— Ты б сразу объяснил по-человечески! — возмутилась Милана и, не успел он и глазом моргнуть, как подцепила вилкой кнедлик и сунула в рот. Скорчила умильную рожицу и пробормотала: — Вкусно!
— Еще б невкусно! — хохотнул он, автоматически протянул ладонь, чтобы вытереть уголок ее губ, на котором осталась белая капелька, и только потом понял, что делает, когда уже дотронулся, и так и замер, держа большой палец у ее рта, а остальными чуть касаясь подбородка. Потом неловко отдернул руку и пробормотал: — … сметана с жареным луком — всегда… вкусно.
— Ой, дети, и вы пришли! Назарчик! Что ж ты не говорил, что Милашечку позовешь! Надо было всем вместе! — раздалось в этот момент прямо над их головами, что заставило Назара вздрогнуть и наконец оторвать взгляд, примагнитившийся к лицу Миланы, вверх, туда, где над ними возвышалась мама, хоть и ростом невеличка, но против них, сидящих, в несколько более выгодном положении.
— Тебе некогда, на тебе вся организация, — ответил Назар.
— И что? — вскинула Лянка брови, а потом ее осенило: — Ох, Назарчик, совсем забыла тебе сказать — там же мужики когда после твоего отъезда аппаратуру подключали, то что-то так хрипело и рипело. Боюсь, как бы не повредили, нам еще назад в ДК это все возвращать. Пойдем, глянешь.
- Ма, и в ДК есть кому посмотреть, ну при чем тут я!
— Но Назарчик! Ты же в этом немножко понимаешь!
— Ты предлагаешь вырубить музыку, пока я буду разбираться? Играет? Играет! Вот пусть дальше играет.
Ляна обиженно поджала губы и снова повернулась к сыновьей спутнице:
— А тебе, Миланочка, нравится?
— Ага, — сосредоточенно продолжая жевать, сообщила та, — интересно. Весёленько. У вас всегда так?
— Нет, — пожала Ляна плечами, — но в ночь на Купала — как правило именно так. Какая блузка у тебя красивая. Не очень-то традиционная, но тебе идет. Только плечи больно открытые, комары покусают.
— Ма! Как нравится, так и одевается! И комаров здесь нет!
— А по-над речкой — тьма, неба не видно!
— Это… это что-то значит, да? — озадаченно подала голос Милана.
— Загрызут! Давай платок тебе принесу, — со всей заботой обратилась к ней Ляна.
— А-а-а, — облегченно выдохнула Милана. — Нет, не надо. Спасибо вам, Ляна Яновна. Если надо будет — мы сами что-нибудь придумаем.
— Да, ма, мы сами разберемся, — стремясь поскорее от нее избавиться, подхватил Назар.
— Ну смотрите… разбирайтесь… а то и так все шеи уже на вас посворачивали, — вдруг буркнула Лянка и, развернувшись, помчалась к сцене, возле которой было еще и что-то вроде «штаба организаторов».
На несколько секунд стало тихо. Даже колонки и правда вырубились, зато тонко-тонко зазвенели бабьи голоса в стороне, гораздо ниже по реке, выводя до кома в горле красиво:
Калина-малина стукает-гука́ет Молодой Иванко Деревце рубает Калина-малина стукает-гукает Молода Марыся Ветки собирает Калина-малина стукает-гукает Ветки собирает Он ее пытает Калина-малина стукает-гукает Любишь ты меня? Выйдешь за меня? Калина-малина стукает-гукает— Не обращай внимания, иногда на нее находит, — резко проговорил Назар. — Когда поступаю по-своему. Но меня ссылать некуда, я и так в Рудославе.
— Ну да, — улыбнулась она, внимательно разглядывая парня. А потом снова врубили колонки, и, кажется, дело было вовсе не в их неисправности. Просто принимали заявки, что поставить дальше.
«Аня, Аня, не пялься ты на них! Перестань! — Надин возмущенный голос не долетал сквозь музыку слишком далеко, но именно так раз за разом она повторяла побледневшей лучшей подруге, когда у той задрожал подбородок и заблестели глаза. — Давай лучше уйдем, что тут делать?»
Но Аня ее не слышала, прицепилась к опешившему Надиному мужу и горячо просила:
«Лукашик, пожалуйста, подойди к нему, а! Позови к нам».
«Анют, ну как ты себе это сейчас видишь? Не один же он», — растерянно озирался Ковальчук, которого жена уломала сюда явиться только затем, чтобы помирить Аню и Назара, потому как «между ними кое-что произошло, и они запутались». А оно… вот как, значит, запутались.
«Ну и пусть, приведи!» — настаивала Аня, ничего не желавшая замечать.
«Хватит, возьми себя в руки, что люди скажут?»
Ей было все равно. Она ведь тоже видела только Назара. Смотрела только на него и сама ни за что не смела приблизиться. Из всех на свете людей только его гнева она боялась — что ей за дело до прочих?
А люди говорили. Говорили. Конечно, говорили, жаля и не жалея. До тех пор, пока она не рванула прочь узкой дорожкой вдоль реки, желая только одного — исчезнуть в темноте, начинавшей скрывать землю в эту особенную Купальскую ночь.
***Теперь уже небо казалось густой вязкой темно-фиолетовой пропастью, в которой едва-едва начинают проглядывать звезды, а река отражала не закатные лучи, а искры огней с берега, где горели костры, вокруг которых сейчас творилось главное действо. Молодежь подтягивалась со всех сторон, кто потанцевать, кто хоровод поводить, кто посидеть у огня.
Пламя — манит. Мотыльки летят на него, не в силах перестать, даже когда уже гибнут. Да и человек перестать не может, как ни болят глаза.
А Назар смотрел на Милану, не до конца еще понимая, что она и есть — его пламя, но и не в силах отвернуть от нее взгляда. Вот бейсболка эта дурацкая, покрывающая голову. Вот глаза — издалека большие и темные. Вот носик — немножко лисий, острый, хотелось коснуться его пальцем и почувствовать кончик — мягкий или нет. Вот губы, вызывавшие единственное желание —
