Очарованный - Джиана Дарлинг

Это был человек, которым я становилась в каждой тщательно продуманной вазе и выборе ткани, подобранной по цвету. Я не была уверена, как он отреагирует, увидев меня независимой, потому что ему никогда с этим не приходилось сталкиваться.

Александр уловил мои колебания у двери и успокоил мои неуклюжие руки, пока я искала нужный ключ с помощью его собственного большого и тяжелого ключа. Я наблюдала, как он взял у меня связку ключей и легко нашел тот, который подходит к золотому замку. Его улыбка была легкой, но самодовольной, когда он открыл дверь и положил руку мне на спину, проводя внутрь.

— Я знал, где ты живешь, еще до того, как ты закончила подписывать бумаги, — сказал он мне, прижавшись губами к моему уху, щекоча тонкую кожу так, что я вздрогнула. — Может быть, я не был рядом с тобой последние четыре года, моя красавица, но я все равно позаботился о том, чтобы у тебя было все, что тебе нужно.

— Ты мне нужен, — сказала я ему в момент предельной откровенности.

Моя кожа покраснела и натянулась от смущения, но Александр лишь втянул меня внутрь, а затем прижал к закрывающейся двери, чтобы пригвоздить меня к ней в горячем, карающем поцелуе. Я застонала ему в рот, скользнув руками в короткие шелковистые пряди на затылке, чтобы прижать его к себе.

Я хотела ответов почти так же сильно, как и его поцелуев, но последнее все равно перевешивало все. Мне казалось, что я существую только под его прикосновением, призрак, созданный его волей и только его.

Александр застыл рядом со мной так внезапно, что я на мгновение поцеловала его неподвижный рот, целуя статую. Когда я поняла, что его парализовало, я отодвинула голову назад на дюйм, необходимый для того, чтобы коснуться стены у позвоночника, и заметила, что пистолет направлен в золотой висок Ксана.

Прежде чем я успела наклонить голову, чтобы увидеть, кто притянул оружие, запутанный британско-итальянский акцент Данте проскользнул по комнате.

— Отойди от Козимы и держи руки по бокам.

— Данте… — раздраженно начала я, продвигаясь вперед, чтобы отгородить его от Александра.

Его черные глаза впились в меня, сверкая и твердые, как осколки обсидиана, на его сердитом лице.

— Сдвинься еще на дюйм, Кози, и я пущу пулю прямо в его мягкие виски.

— Данте, не будь stronzo, — огрызнулась я, хотя подчинилась его приказу и держалась неподвижно.

Александр просто стоял, сильный и неподвижный, как дерево, которому угрожает легкий ветерок, как будто пистолет, направленный ему в голову, был ни чем иным, как легкой неприятностью. Он смотрел на меня с плоским лицом и глазами, почерневшими от хищного инстинкта.

— Какого хрена ты делаешь в Нью-Йорке, Александр? — потребовал Данте, его поза была такой же твердой, а лицо таким же неумолимым.

Никогда еще они не были так похожи.

Воздух исказился, как выдувное стекло, от восковых волн их гнева и враждебности.

Тайный животный трепет пробежал по моей спине и вспыхнул у меня в паху.

— Я здесь ради Козимы. Какого черта ты делаешь, прячась в ее квартире, как чертов вор?

— У меня есть ключ, — самодовольно ответил он, прижимая пистолет к виску Ксана, как будто пытаясь физически втереть его.

— Она моя жена, — напомнил ему Александр тоном, похожим на удар молотком, а затем двинулся так резко, что я не смогла различить серию движений, в результате которых пистолет Данте упал на землю, заскользил по деревянному полу, и оба мужчины оказались в жестокой схватке на полу.

Александр оказался сверху и жестоко ударил Данте большим кулаком в бок, каким-то образом зная, куда именно пару недель назад выстрелили в его брата. Дыхание Данте вырвалось из его легких, но он изогнул свое массивное тело, изо всех сил пытаясь втянуть воздух в легкие, и использовал свое туловище, чтобы нанести удар прямо в подбородок Александра, от которого тот отшатнулся. Он воспользовался преимуществом, оттолкнув его назад толчком в оба плеча, так что Ксан упал на задницу, а Данте перелез через него, прижав к полу и зарычав ему в лицо.

— Ты, черт возьми, эгоистичный придурок, — проревел он моему мужу в лицо, слюна летела, а лицо покраснело. — Ты не мог остаться в стороне, оставить ее в покое?

— Ты думаешь, у нее был покой? — сказал Александр, словно лед в огне огня своего брата, спокойно лежа под своим неповоротливым противником, как будто он решил лечь и не был там прижат. — Ты думаешь, она сможет когда-нибудь обрести покой без меня?

— Эгоистичный маниакальный ублюдок, — выплюнул Данте. — Ты правда думаешь, что ты ей нужен? Ты, черт возьми, оскорбил ее! Ты преследовал ее, изнасиловал и погубил ее.

— Ты прав, — Александр акцентировал свои слова резким ворчанием, поднялся на дыбы, чтобы ударить лбом о нос Данте и поменяться местами с шатающимся мужчиной, стоя над ним на коленях с безмятежным лицом, которое почему-то было более угрожающим, чем искаженная ухмылка Данте… — Я погубил ее так же уверенно, как она погубила меня. Готово. Нет обратного пути. Я думаю, это тебе придется научиться жить с этим, Эдвард, потому что Козима уже это сделала. Эта проблема у тебя? Она только твоя.

Они пристально смотрели друг на друга, нос к римскому носу, золото и черное соприкасались так, что ни одна женщина не могла бы подумать, что это что-то иное, кроме чистой мужской красоты. Меня остановил их вид, тот факт, что они оба любили меня достаточно, чтобы бороться за меня.

Но я также полностью устал от их драматических альфа-выходок.

— Отстань от своего брата, Ксан, — приказала я, дергая его за плечо, пока он неохотно не согласился. — Данте, встань и отойди назад.

Как только они встали на ноги, я оказалась между ними и прижала руку к их слегка вздымающимся массивным грудным клеткам, чтобы заземлить электрическую энергию, проходящую по их венам. Они оба внимательно наблюдали за мной, злясь друг на друга, но также и на меня за то, что я вмешиваюсь, даже за то, что я общаюсь с другим мужчиной.

У меня почти закружилась голова от того, что я встала между ними. Я была организмом, полностью зависящим от мужского разума, чтобы выжить. Мне нужно было, чтобы они хотели меня, жаждали меня, влюблялись в меня.

Дыра в центре моего существа, вырванная из меня, когда я покинула Англию, питалась мясом их внимания, и, стоя между двумя мужчинами, которые стали центральными осями