Иду на свет (СИ) - Акулова Мария
Страшная выколи-глаза дыра, затянувшая его по макушку, а выплюнувшая будто половину тела и бесконечные фантомные боли там, где когда-то существовал оторванный кусок.
Разбираться не было ни сил, ни желания. Мерзко просто. И безвозвратно потрачено.
Ему не интересно было, на какую наживку Максим поймал уже эту. Важно было, что поймал.
Можно было бы списать на него, на него же слить злость, но дело в том, что рассудка Данила не лишился. И жертвенно оправдывать не собирался.
Виноваты двое. Максим в неспособности утолить жажду бесконечно мстить. Санта в нежелании играть честно, быть вместе, быть рядом…
Неизвестно только, за что так жестоко. Умница же… Его любимая, сука, умница…
Или такой категории в принципе не существует?
Непонятно. Но ему с такой определенно надо завязывать.
Их с Сантой больше нет.
Нет планов на свадьбу. В его квартире нет её вещей. В её квартире вряд ли что-то осталось от него.
Он почти сразу уехал. Недели две вообще не выходил на связь. Ни с кем. Наверное, действительно близкие знатно понервничали, но ему не о чем было общаться с миром. Потом — потихоньку начал возвращаться. Ни с кем не объяснялся. Правды не искал. Разговоров, взглядов, встреч.
Санта знала, с кем связывается и во что выльется…
Она свой выбор сделала.
Ей похуй, что этим выбором вырвала любящее её сердце.
А Даниле похуй, что с ней будет дальше.
Если хватит совести — на лекции осенью не сунется. Если сунется — у него хватит выдержки. Во всяком случае, ему так кажется.
Верить хочется.
Благо, ни Але, ни еще кому-то не пришло в голову лезть. Знала ли Примерова о случившемся, и как сама воспринимала, Данила понятия не имел. Встречается ли с Сантой, делится ли та с Алей подробностями личной жизни — без разницы.
Он ни с кем и ничего обсуждать не собирался.
Контакт в мертвый список — это не был импульсивный поступок. Это было решение. Самое болезненное в жизни.
Но всё это в прошлом. А в ближайших планах — неспешное возвращение в привычную жизнь. Ту, которая была до Санты. Ту, которая Сантой не ограничивалась и не должна была закончиться.
Но есть загвоздка: сложность в том, что без куска себя Данила её ещё не жил. Остается верить, что человек — существо адаптивное. Должен справиться.
Вернулся в Украину из своего импровизированного то ли отпуска, то ли командировки. Забил холодильник. Заново наладил быт. Вот Томе позвонил, предупредил… С партнерами и своими юристами всё это время контакт держал. Даже лекции читал, слава зуму. Но всё это по инерции. Которой теперь должно хватить лет на пятьдесят успешной жизни. Хотя это утверждение — гиперболизация. Рана не так велика. Края уже затягиваются. Или…
Чтобы не уходить на новый круг, Данила мотнул головой, дверь открыл, вышел.
На час у него запись к стоматологу. Тоже важный атрибут нормальной жизни. С зубами проблем нет, но во всем нужно проводить периодические чекапы, иначе… Будет как с отношениями. Он же не дурак. Значит, сам тоже где-то упустил… Только, блять, где?
Данила шел в сторону клиники, не особо-то глядя по сторонам. Что ему те стороны? Над возвращением интереса к окружающей среде ещё предстояло работать, а пока…
Подняться по ступенькам, придержать двери, выпуская молоденькую миловидную девушку с круглым животом. Она улыбается и благодарит, он же просто кивает. С улыбками туго.
Заходит, общается с медсестрой на рецепции, потом вверх по лестнице.
Стоматология на четвертом. Он тут не впервые, отлично помнит. Вообще хорошая память — его преимущество и недостаток. Иногда хотелось бы, чтобы была похуже. Чтобы легче из неё стиралось…
Например, голое тело, каждый сантиметр которого знаешь идеально, и которое мнут чужие руки.
Насколько бы здравомыслящим и приземленным Данила ни был, выбросить из головы мысли о том, как Санта занимается сексом с другим, не мог долго. И сейчас не сказал бы, что удалось.
Злость вспыхивает моментально… Кулаки сжимаются. Следом — челюсти. Если в ближайшее время в его поле зрения попадет Максим — живым вряд ли уйдет.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Вот вам и «остыл»…
Просто интервалы между вспышками больше. Интенсивность меньше. Прокачано умение себя же переключать…
— Здравствуйте…
У стоматологии — своя приемная. Тут его встречает новая девочка в белом. Сияет яркой улыбкой и глазами олененка. Очередного…
Она не виновата, что напоминает. Но её явно задевает то, что в ответ на приветливость получает будто бы предупреждение даже. А оно не ей адресовано. Оно вообще не адресовано никому…
— Добрый день. Я записывался на…
— Данила Чернов? — он не договаривает, девочка перебивает. Видно, что угодить старается… Будто просит улыбнуться, и немного стыдно, но никак…
— Да…
— У Адиля Сеитовича посетитель, вы пока присядьте, пожалуйста, а я уточню, через сколько освободится…
Данила не спешил никуда, стартовать не собирался. Кивнул просто, после чего следил, как девушка из-за стойки направляется к одному из кабинетов…
Дальше смотрел вниз — на стойку. Обычная белая. В стиле больничной стерильности платных заведений.
В зоне ожидания стоматологии кроме него — никого больше.
Напротив — такие же заблокированные в открытом режиме разъезжающиеся двери. И какая-то другая практика.
В медицинских учреждениях обычно, как в библиотеке — люди стараются вести себя тихо. Поэтому любой разговор привлекает внимание.
В момент, когда негромкий щебет и смех привлекли Данилу, он практически проклял себя, что поднял взгляд на голоса и присмотрелся. Проклял себя, что на это время записался. Что тут же не оказался в кабинете.
А позже бога благодарил.
Напротив — через большой белый холл — очевидно, гинекология. Потому что… Стайка таких же пузатых, как та, которую он пропустил у выхода.
Основная масса девочек сидит. Стоит одна. Помахивает карточкой у лица, хотя тут не душно, прохладно даже… И поглаживает живот поверх платья. Его размер невозможно определить. Платье рябое.
Но она улыбается. Отвечает на чей-то вопрос, кивком. Задает свой…
В ней столько легкости и света, живого любопытства, что Данила ими захлебывается.
Осознает, что все эти месяцы — тьма. А теперь… Слепящий свет девочки, которая, в отличие от него, смогла пережить. Будто счастливее стала. Без него.
На неё без преувеличения больно смотреть. Но не смотреть невозможно.
Он не представлял себе, как они встретятся впервые. Они вообще не должны были встретиться. Теперь же…
Из одного из кабинетов выходит посетительница, её провожает врач, после чего улыбается девочке-Свету или девочке-Тьме.
Его Санте. Точнее давно не его, но совершенно точно Санте…
Протягивает руку, за локоть придерживает, приглашает к себе кивком…
Санта заходит в кабинет. Она выглядит умиротворенной.
А ещё она беременна.
Глава 30
— Вот, вытирай… — врач-гинеколог подала Санте салфетки, давая понять, что они почти закончили. Последние несколько движений датчиком по совсем крохотному, но такому значительному для Санты, животу врач делала молча. И пусть оснований для волнения вроде бы нет, но справиться с собой сложно. Поэтому, садясь, выбрасывая измазанные гелем салфетки и оправляя одежду, Санта произносит:
— Там всё хорошо? — аккуратно и с надеждой.
Сначала ей становится чуть стыдно, когда женщина-врач отвечает взглядом… Санта опускает свой, улыбается, краснеет.
Она знает, что миллион раз говорено. Но она не может перестать задавать один и тот же вопрос.
— Там всё отлично. Если бы ещё вот тут мамочка себя не накручивала — вообще можно было бы говорить, что двадцать из десяти.
Слово «тут» сопровождалось однозначным постукиванием Эллы Андреевны по виску. Санте не надо было объяснять — намек она поняла. Пристыдилась. Пожала плечами…
— Двадцать из десяти нас устроит…
А своим ответом явно порадовала. Женщина сначала фыркнула, а потом заулыбалась, махая головой и стягивая перчатки.