В лапах Ирбиса (СИ) - Ласк Елена

Когда осталась в палате одна, ещё некоторое время просто сидела на кровати, глядя в окно напротив. Мне казалось, что там слишком ярко и светло, и не понимала было ли так всегда. Может я просто не обращала внимания? Тогда почему именно сейчас меня так слепит и всё кажется непривычным? Даже странное ощущение слабости уже кажется приятным. Какой-то странный побочный эффект недостатка крови.

Переоделась я с трудом. В глазах периодически двоилось и немного шатало. За дверями палаты меня ждали Шмель и Павел. Выглядели они оба неважно, чуть лучше меня. Зная талант Виктора раздавать нагоняи ни за что, оба моих охранника знатно получили, оставалось догадываться с какой формулировкой. Их вины точно никакой не было. Когда я на работе, они дежурят или в машине у входа, или на первом этаже, лишь иногда проведывая меня, точнее каждые полчаса, чтобы убедиться, что я на месте.

Сил хоть на какой-то разговор с Виктором не было, проигнорировав его недовольное сопение, устроилась поудобнее на сиденье и прикрыла глаза, пытаясь притвориться спящей. Притвориться не получилось, уснула я по-настоящему, а проснувшись в своей постели, некоторое время переваривала осознание, что кто-то меня в неё перенёс и уложил. Вряд ли Виктор мог доверить это кому-то.

В доме было тихо, как не было давно. И темно. Спускаясь по лестнице, сосредоточилась на звуках, но в итоге заметила движение. Виктор сидел на диване в гостиной, откинув голову на спинку. На столе стояла полупустая бутылка какого-то алкоголя, а в пепельнице ровной полоской дыма тлела сигара.

— Чего замерла? — Он спросил это практически не шевеля губами. — Спускайся. Или боишься?

— Не боюсь. — Подошла и спокойно приземлилась рядом с ним. Запах сигаретного дыма успокаивал, как и отсутствие света. — С чего вдруг такие мысли?

— С тобой вечно непонятно что происходит. Это меня выводит из себя. Ты даже не представляешь, насколько я на тебя зол за риск твой, причём обдуманный и оправданный.

— Всё обошлось. И я ничем не рисковала. Всё происходило в больнице, кругом были врачи.

— Это всё так. Но тебе стало плохо. Ты отключилась. А мне сообщили всё уже по факту, и я снова почувствовал себя бессильным.

— Невозможно всё контролировать.

— Твоё поведение не даёт мне об этом забыть, регулярно напоминает.

— Прости.

— Тебе не за что извиняться. А когда станет за что, будет уже поздно.

— Ты о чём?

— Ты ведь в своей голове что-то решила для себя. Что-то, что мне не понравится. Мне кажется, ты понимаешь, что, скорее всего, всё закончится плохо. Ты не рассчитываешь на благоприятный исход. И за одно это мне хочется запереть тебя в этих стенах и не выпускать, пока всё не расскажешь в мельчайших деталях. Почему я этого до сих пор не сделал? Боюсь тебя доломать. Мне доводилось видеть, как люди сходят с ума, чаще всего для этого оказывается достаточно одного маленького толчка. Когда мы познакомились, ты сказала, что у тебя была психологическая травма, на которую наложилась вторая. О ней тоже не хочешь рассказать?

— Я не помню. Правда. Когда-то мой мозг был умнее и смог отгородить себя от чего-то.

— Ты ведь знаешь, что очень красива? Похожа на девушку с чёрно-белого фото сороковых — пятидесятых годов.

— Ты это к чему?

— Многие женщины перекраиваю себя, доводя, как они считают, до совершенства. Ты кажешься обычной, но на тебя засматриваются мужики. Есть в твоей внешности что-то притягательное, что не оторваться. Я часто вспоминаю, как мы ужинали в ресторане, а потом шли по ночному городу. Тебя пожирали голодными глазами самцы самых разных возрастов. Ты этого даже не замечала. С того самого вечера меня не отпускает мысль, что однажды переклинит на тебе кого-то и, если я не досмотрю, проколюсь где-нибудь, тебя не станет. Ты хочешь самостоятельности и независимости, но в случае опасности не сможешь за себя постоять.

— Помню. Ты обещал мне безопасность и защиту. Если я стала тебе в тягость, я пойму. Ты сделал для меня так много. Знаешь, в моей жизни для меня много делают почему-то именно посторонние люди. Наверно это такой жизненный баланс. Я тебе благодарна. Но не хочу быть проблемой.

— Или просто можешь дать мне слово не делать глупостей. Скажи честно, зачем тебе день свободы? — Виктор поднял голову, открыл глаза. Он больше не казался расслабленным. Я видела в его глазах то, что не хотела. Это была боль беспокойства за родного человека. Работая медсестрой, я постоянно наблюдала эти взгляды, каждая деталь которых впечаталась в память.

— Хочу увидеть его. Для меня это важно.

— Умнее ничего не придумала? — Виктор смотрел на меня как на идиотку, а в голосе откровенный смешок.

— Он не увидит меня. Я буду в машине с наглухо тонированными стёклами.

— Которая совсем не привлечёт внимания.

— Ему в тот момент будет не до того.

— Допустим, ты увидишь его. Что дальше?

— Ничего. Продолжу жить, работать, издеваться над Шмелём, если получится, то и над Павлом.

— Ты надеешься, что он изменился?

— Нет. Я надеюсь, что не изменился.

— Откуда столько вины в твоём голосе? Будто хочешь извиниться за то, что он тебя изнасиловал.

— Он не насиловал. Наказывал.

— Было за что?

— А вот это не имеет значения. Он не имел права так поступать.

Виктор стянул со стола бутылку и выпил прямо из горла большими глотками половину оставшегося содержимого.

— Жаль тебе нельзя. — Констатировал, глядя на остатки жидкости. — Настя строго предупредила, что алкоголь тебе сейчас противопоказан. Я обещал тебе день свободы, и ты его получишь. Это твоя жизнь и только тебе решать, как ей распоряжаться. Только если уедешь, можешь не возвращаться, ни в этот дом, ни в больницу.

Глава 42

Я добилась своего — мне возвращали мою свободу. Я смотрела на крайне спокойного Виктора и не могла найти подвох. Вот так просто? После его настойчиво-навязчивого, категорично-ультимативного нежелания меня отпускать. Без эмоций, условий и ультиматумов. Всё, как того хотела я. Мне не верилось. Я продолжала слушать, что он говорит, готовясь в любую секунду услышать то, что мне не понравится, от чего я снова взорвусь, но его рассудительный тон не оставлял сомнений в правдивости его слов.

— Деньги и документы можешь оставить себе, Настя даст рекомендации. — Виктор резко поднялся, отойдя чуть в сторону. Где-то глубоко внутри мне было больно, впервые за несколько лет от чьих-то слов. Последний раз такое было, когда Кисса впервые сказала, что ненавидит меня. Потом я привыкла, уже не воспринимая всерьёз, но разъедающее чувство внутри запомнила. Слёзы брызнули из глаз, стекая горячими струйками по щекам. Я не понимала, что происходит, слишком сухо и равнодушно были сказаны его слова. Виктор уже стоял ко мне спиной, допивая остатки алкоголя. Сама не заметила, как встала и направилась к выходу. Мне было необходимо на воздух, которого в этих стенах не хватало. Только на улице, как назло, было душно. И снова эта яркость вокруг, режущая глаза даже в темноте. Внутри было чувство что меня предали, хотя прекрасно понимала, что сама виновата. Как всегда, во всём. От меня не так уж и много требовали, но даже эта малость оказалась для меня непосильной. Нельзя было привыкать к этим людям. Сразу было понятно, что это временно. Осталось только решить уехать немедленно или остаться до утра. Вроде ночь уже, глупо срываться резко с места, да и Куся где-то опять шляется, сразу не найдёшь. Хотя, велика вероятность, что опять дрыхнет у Шмеля, но не врываться же мне к нему посреди ночи. Даже с расчётом на то, что он привык к моим закидонам, это будет перебором. Так что завтра спокойно соберу вещи, с которыми приехала, и уйду. Развернулась, чтобы пройти в дом, только ноги не слушались. Внутри всё сопротивлялось оказаться снова внутри этих стен. Странное отторжение.

— Что ты решила? — Раздалось за спиной. И как Виктору удаётся оставаться трезвым столько выпив. Повернулась к нему, он стоял в полуметре от меня. Руки в карманах, верхние пуговицы на рубашке расстёгнуты, глаза злые, потому что он знает, что я уеду, что не позволю вершить самосуд, через который прошла сама.