Эрин Пайзи - В тени замка
— Пригласи дантиста и сделай что-нибудь с зубами, — сказал он. — Ты ужасно выглядишь.
С годами Бонни научилась находить спасение в алкоголе и транквилизаторах. Розмари росла симпатичной живой девочкой. Она часто слышала ссоры родителей. Она знала, что отец бьет мать, но ее не беспокоили ни синяки, ни слезы матери.
— На папином месте я бы тоже тебя била, — злобно сказала она однажды. — Ты всегда пьяна и глотаешь слова оттого, что принимаешь много таблеток.
— Я знаю, да, — сбивчиво сказала Бонни, — извини, но…
Розмари выскочила из комнаты. Эльсидер, которому исполнилось шесть, обнял руками мать.
— Не плачь, мамуля. Я ненавижу отца, я тебя люблю. Почему мы не можем убежать?
Бонни посмотрела на своего красивого сынишку.
— Он найдет нас.
— Нет, не найдет. Мы найдем, где спрятаться. — Он снова обнял мать.
Розмари была для отца принцессой. Он ненавидел Эльсидера, безжалостно травил ребенка, говорил, что он часто писается и что он слюнтяй. Когда бы они ни ездили к Августине, Энгус разыгрывал из себя любящего отца и нежного супруга. Дома он правил железным кнутом, даже Розмари не смела пикнуть.
Бонни посмотрела на себя в зеркало и вздохнула. Она все еще была красива, но сильно измождена. «Мне тридцать лет, — думала она. — Мне тридцать, и жизнь моя проходит».
В тот вечер она пошла на прием к леди Анжеле де Скейл, к давней приятельнице и компаньону Энгуса. Бонни сидела рядом с очень известным актером, который пытался очаровать ее своими ярко-голубыми глазами и светлыми волосами. Его жена, тоже знаменитая актриса, сидела напротив Бонни. Бонни, отвлекшись от домашнего ада, улыбалась и смеялась.
— Послушайте, — сказала Анжела, — вы видели всех этих женщин вчера вечером по телевизору? Все они сокрушались по поводу того, что их бьют мужья? — Она засмеялась. — Должна сказать, — она одарила взглядом Клива, своего представительного мужа, — скоро откроют клуб для побитых мужчин.
Клив вздрогнул.
В разговор вмешалась высокая нервная женщина.
— Я думаю, что говорить о таких вещах при публике — просто отвратительно. Думаю, что нельзя позволять такое. Нельзя собирать вместе столько несчастных.
Слева от Бонни заговорил мужчина.
— Ну а вы сами сможете сходить в такое место? Они там спят на полу. Я пошлю им чек.
Рядом хмыкнула худенькая женщина.
— Они, возможно, потратят эти деньги на выпивку. Вы же знаете, чем занимаются такие люди.
Бонни перестала слушать все это. Она поймала на себе взгляд женщины, сидевшей напротив. Бонни посмотрела на нее. «Я знаю этот взгляд, — подумала она. — Муж бьет ее». До того, как прием закончился, Бонни попробовала поговорить с ней.
— Вы думаете, этот приют необходим?
— Думаю, что да. Я была там.
Неожиданно пришел муж и увел ее, и Бонни так и не удалось задать вопросы.
Крошечный огонек надежды вспыхнул в сердце Бонни. «Я пойду туда», — подумала она. Всю ночь она не спала, а строила планы.
В приюте было грязно, даже несмотря на то, что женщины старались соблюдать чистоту. Там приходилось спать на полу, но впервые за эти годы Бонни не пришлось пить. Розмари здесь не понравилось.
— Фу, как омерзительно. Я не хочу здесь оставаться.
Бонни погладила ее по голове.
— Ненадолго, дорогая, — сказала она.
Эльсидер сразу же подружился с каким-то мальчиком.
Дом был очень маленький, но здесь жило девять семей в четырех комнатах. Туалет находился снаружи, в маленьком дворике. Женщины мылись над раковиной в кухне, а так как сейчас стояло лето, они купались в старой цинковой ванне.
Приют на Стикс-стрит в Северной части Лондона содержала полная женщина, носившая на шее крест. Она представилась Бонни как Валери.
Она любила всех этих женщин и их детей. Она защищала их как от работников социальной сферы, так и от безразличия закона. Она ни от кого не отворачивалась и твердо была уверена в том, что ни одну женщину нельзя принудить вернуться домой, где с ней обращаются жестоко.
Не всех нашедших здесь пристанище избивали пьяные мужья, многие дрались сами. А некоторые били собственных детей. Вэл любила их всех, находила нужные слова для каждой. Она обняла Бонни в знак приветствия и предложила чашку горячего чая. Женщины отправились с детьми в парк, а Валери внимательно слушала рассказ Бонни.
Бонни сбивчиво и путанно рассказала ей обо всем.
— Я никому не могла рассказать про это. Мне так стыдно.
— Я знаю. Тысячи женщин избивают каждый год и большинство из них никому ничего не говорят.
В комнату вошла красивая женщина с пышными волосами.
— Я жила со своим мужем шесть лет до того, как сбежала. Я никому не говорила про это, даже матери. На следующей неделе я получу квартиру, заберу детей и начну новую жизнь.
— Как долго вы здесь? — спросила Бонни.
— Почти год.
Бонни ужаснулась.
— Год?
— Да, мне пришлось пробыть здесь так долго. Те женщины, которые сюда приходят, возвращаются к родственникам или находят себе жилье и начинают самостоятельную жизнь. Бросить жестокого мужа — это означает не только уйти из его жизни.
Она взяла Бонни за руку.
— Если бы все было так просто, ты бы давно ушла от Энгуса.
Голос Бонни дрогнул.
— Я думала, что смогу изменить его.
Вошла Салли, жительница Ист-Энда. Она посмотрела на Бонни.
— Ты никого не сможешь изменить, милая, особенно мужчину.
Валери с улыбкой взглянула на Салли.
— Салли — удивительная женщина. Она и Вивьен — единственные, кто ушли из дома и никогда не стремились вернуться.
Салли засмеялась.
— Я просто умерла бы, если бы вернулась. Кроме того, что он бил меня, он просто издевался над детьми. Он заставлял Боба есть одну горчицу, смеялся над ним и называл гомосексуалистом. Однажды я попала в больницу, где мне накладывали на голове швы. Боб был в школе в специальной группе для детей с психическим расстройствами, а моя Мэри лечилась у психиатра. Все знали, что это из-за мужа, но молчали.
Валери обняла Бонни.
— Ты сегодня здесь в первый раз. Мы поможем тебе. Мы изменим твое имя, имена твоих детей, и они смогут ходить в школу под новыми именами. Таким образом, он не сможет найти их.
Бонни покачала головой.
— Он очень умный, Вэл. Он нас выследит.
— Ты абсолютно права. Они идут на все. Он однажды найдет вас, но будем надеяться, что к тому времени у тебя будет достаточно сил, чтобы противостоять.
— Я знаю, что смогу на этот раз. Обещаю. — И она посмотрела на Салли.
— Я помогу тебе, — сказала Салли.
Первая неделя прошла быстро. В веселой теплой атмосфере приюта Бонни поняла, что такое покой. Вэл приходила каждый день к матерям, которые сидели со своими малышами.
— Я не знаю, — однажды сказала Джина. — Гарри звонил ночью и упрашивал меня. Сказал, что если я не вернусь, он убьет себя.
Вэл посмотрела на нее.
— Он бы не позвонил, если бы ты не дала ему номер телефона.
Бонни сидела на полу с пухленькой шестимесячной дочкой Джины.
— Как ты можешь вернуться, если он сломал ручку твоему маленькому Саймону? — спросила она.
Джина заерзала на стуле.
— Я люблю его. Я не знаю, почему он так ужасно относится ко мне, но не могу выбросить его из головы.
— Это потому, что ты сильно увлеклась им, — вступила в разговор Салли. — Мне кажется, что есть два типа женщин. Одни приходят сюда на несколько дней, чтобы проучить своих мужей, а другие, как я, действительно хотят уйти. Я жила с Джо четыре года. Он в точности, как мой отец. Мой отец избивал нас до полусмерти. — Салли посмотрела на Валери. — Мы с Вэл нарисовали генеалогическое дерево для нас с Джо. Эта жестокость наблюдается в пяти поколениях.
— Да, — сказала Бонни, — в истории семьи Энгуса тоже полно жестокости. Такой же была моя мать, но она изменилась. — Бонни замолчала, запутавшись в своих собственных мыслях. Затем сказала: — Вэл, помнишь, вчера ты спросила, что меня держит, почему я с Энгусом, и я ответила, что чувствую иногда, как будто бросаю его — маленького ребенка в толпе? Тогда, возможно, мне надо научиться не относиться к Энгусу, как к обиженному ребенку.
Вэл согласилась с этим.
— Мой друг Сэм говорит, что тот мальчик, которого ты должна лелеять, уже мертв. Все, что сможешь сделать — похоронить его и никогда о нем не вспоминать.
Бонни вздохнула.
— Да, может, он и прав.
Бледная высохшая женщина печально посмотрела на Бонни.
— Как же быть, если я никогда никому не могу показать даже синяки. Кто мне поверит? Мой муж работает в Верховном суде. Какие у меня шансы? Он никогда ко мне даже пальцем не прикасается. Когда он видит, что мне нужны деньги, то приходит в ярость и запирает меня в спальне на несколько дней. Мне нечего есть, я не могу даже сходить в туалет. — Ее худенькие плечи затряслись.
