Людмила Синицына - Узор счастья

Ей снова вспомнился чмокающий звук. И она снова вздрогнула. Ждать, когда эта движущаяся лента подвезет ее к самому краю и она свалится в коробку с отметкой «брак». Светлана невольно усмехнулась онемевшими губами при слове «брак». Оно вызвало ассоциацию совсем с другим событием в жизни людей.

Нет, оказавшись впервые в его объятиях, она вовсе не думала о том, чтобы связать Максима брачными узами. Но все же, наверное, где-то в глубине души мечтала о каких-то долгих и прочных отношениях. Если бы не звонок Беллы.

Голос этой женщины подействовал на нее как удар тока. Может, еще и потому, что она в ту минуту была совершенно безоружной, беззащитной. Если бы она внутренне подготовилась, если бы ждала этого...

Светлана шла, не замечая, как улицы постепенно заполняет народ, как открываются магазины, как поток машин проносится мимо, обдавая выхлопными газами. Она шла и шла, не думая, куда идет и зачем. Слезы душили ее. Но она не позволяла себе плакать. И только ускоряла шаг, словно спешила куда-то. Она спешила убежать от себя. А потом подумала о том, что все случившееся — на самом деле большая удача. Ведь если бы она не услышала этой фразы, то наверняка осталась бы. Даже сейчас, когда ей удалось осознать всю непрочность тех нитей, которые связали на какой-то короткий миг ее судьбу с судьбой Максима, все тело ее наполнялось томительным теплом, и в памяти всплывали разные сцены — как он тянется к ней губами, как ласкает ее, как его руки скользят по ее телу. А какую же муку ей пришлось бы испытать тогда, когда все это вошло бы в привычку? Когда она уже не могла бы жить без этого? Нет, то был перст судьбы. Только отчего перст такой чугунный?

Она позволила себе полюбить Максима. Самый неосмотрительный, самый опрометчивый шаг в жизни. Разве можно после него полюбить кого-то другого? Ей было смешно даже подумать об этом. Смешно? Ей стало страшно, когда она вдруг увидела бесконечную выжженную пустыню отчаяния, которая образовалась в ее душе...

Где она была, Светлана не могла бы сказать. Она не чувствовала ни холода, ни ветра. Они даже помогали ей остудить кипевшие в груди чувства: смесь отчаяния, горечи, тоски и... потери. Потери чего-то нужного, важного для нее, по сравнению с которой все, что происходило снаружи, казалось мелким и ничтожным. Восполнить это чувство было невозможно. Эта черная бездонная пропасть (где-то она уже видела ее?) вселяла ужас. Неужели теперь до конца дней ходить с этим ощущением? — мельком подумала она. И тотчас отогнала эту мысль. С таким ощущением невозможно выдержать и день.

Поблизости в церкви ударил колокол. Посмотрев на часы, она поняла, что ходила почти шесть часов. «Какое счастье, что в эти дни не будет занятий. Есть время взять себя в руки».

Единственным местом на свете, где она могла бы прийти в себя, был Верхнегорск. До отхода поезда ждать слишком долго, но она успевала на электричку. А там пересесть на автобус — и вечером она окажется дома.

...Последние опаздывавшие пассажиры мчались по перрону. А Светлана не могла заставить себя идти быстрее. Вот-вот должна была захлопнуться дверь. Последний шаг, последнее усилие. Но оно не давалось ей. Какой-то мужчина, мчавшийся сзади, буквально толкнул ее вперед и влетел следом.

— С вами все в порядке? — спросил он, взглянув ей в лицо.

— Спасибо, — едва сумела она выдавить из себя улыбку. — Если бы не вы, я бы не успела.

— Но вам не плохо? — переспросил мужчина, глядя в ее бледное, осунувшееся лицо.

— Нет, я, наверное, просто замерзла, — выдавила она из себя.

Говорить было так же трудно, как и проделывать любое движение. Словно иссяк весь запас энергии.

— Идите за мной, — скомандовал мужчина, придерживая дверь. — Сейчас найдем свободное место, и я вас посажу. У меня такое впечатление, что вы вот-вот потеряете сознание.

Первый вагон был забит людьми. Второй тоже. Но в третьем уже оказалось чуть свободнее. А в конце четвертого незнакомец отыскал два места. Светлана опустилась на лавку, словно была тряпичной куклой. Мужчина сел рядом, положил портфель на колени и принялся читать газету.

Светлана прислонилась головой к стенке вагона и мгновенно погрузилась в какую-то черноту. Тяжесть, которую она взвалила на себя, оказалась настолько непосильной, что сознание требовало отдыха.

— Приехали! — услышала она и открыла глаза.

Ну вот, уже немного получше, — удовлетворенно проговорил незнакомец и направился к выходу. — Вам помочь?

— Нет-нет, спасибо. Я уже... отогрелась.

Бледность еще не прошла. Но по крайней мере она уже не походила на человека, который через секунду упадет в глубокий обморок.

Оказавшись в автобусе, который с ровным гулом мчал по трассе, окруженной густым лесом, Светлана снова впала в забытье. И с остановки шла к дому на автопилоте.

Елена Васильевна не ожидала приезда внучки. Она сидела у себя на втором этаже за мольбертом и рисовала чей-то портрет. Она так задумалась, что не услышала, как тихонько скрипнул ключ, как мягко отозвались шаги Светланы в тишине дома.

— Кто там? — Услышала она голос Елены Васильевны. Ничуть не встревоженный и не испуганный. — Светлана?! Ты?.. Вот сюрприз!

Глаза ее вспыхнули радостью. Она раскрыла объятия, и Светлана прижалась к бабушке, ощутив вдруг, насколько Елена Васильевна стала тоньше. Словно цветок в гербарии...

— До чего я рада, — сказала Елена Васильевна, снова улыбаясь. — Ты не представляешь! А я не ждала тебя раньше Нового года.

— Я и сама не думала, что вырвусь. Сначала хотела поработать. А потом...

...Дома ей и в самом деле стало немного полегче. Ей помогали и стены, и книги, стоявшие на полках, и картины — такие знакомые и родные. Но еще больше помогало присутствие Елены Васильевны. Словно она каким-то непонятным образом оттянула на себя часть боли. Пока они пили чай, Елена Васильевна рассказывала нехитрые новости из жизни соседей и знакомых. Ни к чему не обязывающий, легкий разговор, который уводил мысли Светланы от того, что вызывало тянущую боль в груди.

Елена Васильевна смотрела на внучку и не узнавала ее. Всегда живое лицо словно увяло. Блестящие глаза погасли. В уголках рта залегла тонкая скорбная складка. Это было не лицо, а маска. Маска человека, потерявшего что-то очень дорогое. Она улыбалась, когда Елена Васильевна, желая отвлечь ее, рассказывала всякие забавные происшествия: как Вера Ивановна забыла о том, что повесила во дворе сорочку с длинными рукавами, а вечером, увидев размахивающую руками фигуру, которая пыталась то ли обнять, то ли утянуть ее за собой, подняла крик. Как...

Светлана улыбалась, но глаза ее оставались пустыми, как дом, который покинули жильцы. Елена Васильевна попыталась утешить себя тем, что нечто подобное переживают многие девушки. Пройдет время, и утрата забудется. Но сейчас она боялась, что такая сильная и глубокая натура, как Светлана, не сможет легко, как старую кожу, отбросить память о человеке, с которым была близка. Такие, как она, способны полюбить раз и навсегда.