Роза Сергазиева - Чужое письмо (СИ)

Его жизнь была похожа на детскую игрушку – калейдоскоп. Сначала в нем быстро менялись картинки, одна ярче другой, но в какой-то момент, причем он не заметил даже когда именно - «игрушка» сломалась. Нет, Павел по-прежнему элегантно одевался, нравился женщинам, в том числе и тем, которые были намного младше его. Но все, что видели в нем окружающие, и что в нем привлекало, на самом деле было искусственной оболочкой, наружным слоем, под которым скрывался настоящий Любавин: уставший от впечатлений, разочаровавшийся в жизни мужчина. Когда-то он считал, что мир крутится вокруг него, и люди рядом обязаны создавать ему достойные условия существования. Он даже «разрешил себе» (именно так он сформулировал свой шаг) жениться на однокурснице Ларисе. Любитель импортных шмоток, он и семью пытался организовать в «экспортом варианте»: они с женой были прежде всего парой, которая превосходно смотрелась на важных вечеринках. Лариса – высокая, стройная, всегда изысканно упакованная, как дорогая фарфоровая кукла - создавала ему необходимый респектабельный фон. Но дома они спали в разных комнатах (благо большая жилплощадь позволяла), потому что изображать видимость благополучия не требовалось круглые сутки.

Однажды Павел, открыв дверь в квартиру, столкнулся с незнакомым мужчиной.

- Мой сослуживец, - сообщила Лариса, провожавшая посетителя.

- А почему ты разгуливаешь перед ним в пеньюаре? – налетел на жену Павел, как только они остались вдвоем.

- Потому что мы любовники, - оттолкнула мужа Лариса. – Не с тобой же сексом заниматься. Скучно и однообразно. Только не стой столбом и не изображай сцену ревности. Тем более что и времени в обрез. Мы же идем сегодня на день рождения к директору твоего института. Не забыл? Так что начинай бриться и одеколониться. – И она небрежно похлопала супруга по щеке.

Что удивительно, Любавину не захотелось ни устраивать разборки, ни кричать на жену, или, может быть, ее ударить. Он спокойно пошел переодеваться. Потому что осознал: эта женщина ему безразлична. Так же, как и он ей. Неудивительно, что очень скоро они расстались.

И сейчас Павел, если бы и захотел, не мог вспомнить, чем пахла кожа его бывшей жены, как звучал ее голос. Как и то, что говорили ему еще десяток женщин, которые иногда попадали в его квартиру, и которым в порыве постельной страсти он шептал слова любви. А вот девочка Оля, которую впервые увидел в вагоне поезда, на соседней верхней полке, иногда снилась ему по ночам. Он пытался понять: почему встретил ее в тот момент, когда еще не был готов к настоящему большому чувству? Кто решил, что именно она должна стать для него первой? Ее страсть, ее какая-то собачья преданность тогда испугали Павла. Но такую беззаветную любовь он больше не встретил.

Еще пара лет и ему стукнет 60. И он во всем белом свете один. Нет, он пробовал, искал, но в глазах каждой новой женщины не находил того сияния, которым одаривала его Оля.

«Интересно, а наша дочь похожа на нее?- вслух подумал Павел, усаживаясь на полу, вытянув занывшие колени. - Сколько ей уже лет – 35?»

Он ведь толком девочку и не видел. Так, сморщенное личико в одеяле. Помнится, он выскакивал на улицу, гнал прочь женщину с коляской. А когда позвонила Люба и сообщила, что Оля умерла, на какой-то миг облегченно вздохнул: теперь эта заноза освободит его сердце.

Как же он ошибался! Он понял это в тот момент, когда заметил, что каждое утро

подходит к окну на кухне и смотрит вниз. Сначала Павел убеждал себя, что его внимание привлекает дерево во дворе. Которое то оголяется осенью, то покрывается в мае новорожденными зелеными листочками. Своеобразный барометр, сообщающий о реальной смене времен года. Но на самом деле – его глаза искали маленькую знакомую фигурку. И когда он шел по утрам к метро, невзначай оборачивался – может быть, его опять кто-то провожает? «Фантомная боль» – подобная известна стоматологам. Зуб выдернут, его нет, а все равно, нет-нет, да и заноет.

Тогда он не выдержал, нашел в ящике стола в прихожей скомканную бумажку (надо же! записал-таки телефон, когда его диктовала Люба), и позвонил.

- Вас слушают, - раздался на другом конце провода молодой звонкий голос.

- Позовите, пожалуйста, Любу, - попросил Любавин. – Скажите, что ее ищет Павел.

- М… м, - просьба застала собеседницу врасплох, и девушка пыталась подобрать соответствующие ситуации слова. – Мне очень неприятно вам сообщать, но… Люба умерла.

- Понятно, - сказал Павел и повесил трубку.

Сначала он почувствовал удовлетворение: ну вот, зря так себя мучил, проблема разрешилась сама собой, без его участия. Но фантомная боль продолжала терзать. И Любавин вновь набрал номер коммуналки.

- Вас слушают, - откликнулся тот же голос.

- Это опять я – Павел, - напомнил Любавин. – Я звонил на днях, искал Любу.

- Да-да, помню, - отозвалась девушка. – Извините, я в тот раз растерялась и не успела выразить вам свое соболезнование. Вы, наверное, родственник Прохоровой и хотите узнать, где ее похоронили?

- Нет, не родственник, - открестился быстро Павел. - Скажем так: знакомый одной ее знакомой. Понимаете, Люба звонила мне как-то и рассказала, что…, - Павел раздумывал: стоит ли первому встречному доверять свои тайны. – Кстати, как вас зовут?

- Алена, - представилась девушка. – Я соседка тети Любы.

- Алена, мне трудно об этом говорить, на то есть свои причины. Я знаю, - Павел все же решился, - что с Любой должна была жить девочка.

- А, вы про Лизу? – догадалась Алена.

- Лиза? Значит, ее назвали Лизой, - скорее сам себе объяснил Любавин. – Как… как у нее дела?

- Она еще очень маленькая, поэтому не осознала, что произошло и с ее мамой, и с тетей Любой, - стала рассказывать Алена. – И пока тяжело привыкает к своему новому положению. Позвать ее к телефону?

- Нет-нет, - разволновался Павел. - Потом как-нибудь. Когда я буду готов. Спасибо вам, Алена.

Следующий разговор Павел долго откладывал. Оправдывая заминку тем, что не имеет опыта общения с маленькими детьми. На самом деле он размышлял над тем, готов ли признаться девочке, что он ее папа. А вдруг Лизе никогда не рассказывали о том, что у нее есть отец? Далекий от жизненных реалий, Павел ни разу даже не задумался, а почему собственно маленький ребенок продолжает жить в квартире, когда остался совсем один. Опять в который раз он заботился не о ком-то, а прежде всего о себе. Он искал «лекарство» и хотел избавиться от фантомной боли. Но судьба ему помешала (или снова защитила?): когда Павел, наконец, собрался позвонить, трубку никто не снял.

«Тире-тире-тире», – гремели длинные гудки в трубке.