Ольга Дрёмова - Столичная штучка
— Тетя Ева, — показавшаяся бесконечной пауза длилась не более двух секунд, — вам нужны деньги в долларах или в советских рублях? — Страна Советов давно канула в лету, но Юлий Моисеевич так и не отучился от давнишней привычки называть российские, ежедневно худеющие бумажки советскими рублями.
— Это не имеет значения, — вздохнув, Ева Юрьевна открыла глаза и посмотрела на себя в зеркало.
— Завтра к полудню деньги будут у вас, — вопреки своей привычке, Шац был немногословен, видимо, решение, несмотря на кажущуюся легкость, обошлось ему недешево.
— Ты не хочешь спросить меня, подо что я беру такую сумасшедшую сумму? — с напряжением проговорила Нестерова.
— Нет.
— Ты не хочешь спросить, когда я смогу вернуть долг?
— Нет.
— Почему?
— Потому что ни мой покойный отец, ни дядя Семен спрашивать об этом не стали бы, — с достоинством произнес Шац.
* * *— Подлец! — скрипнув зубами от переполнявшей ее до краев злости, Ксюха схватила валявшуюся на лестничной площадке спортивную сумку и, не дожидаясь лифта, побежала по ступеням вниз. Если бы не твердая уверенность, что не сегодня-завтра Нестеров поплатится за свои выходки, отчаянию и злости Бубновой не было предела.
Дура! Какая же она дура, что связалась с этим малохольным недоумком! Надо же, к пятидесяти годам очухался, вспомнил, что он мужчина, а не вешалка для шляп из рогов оленя. Это ж надо ж было вляпаться в такую семейку! Муж — неимущая блаженная размазня, свекровь — черт в юбке, викторианская королева-мать на пенсии, и что показательно, оба стараются пнуть ее побольнее. Нет, правду люди говорят: яблоко от вишенки недалеко падает… или вишенка от яблоньки? Да какая разница, если и от того и от другого скулы сводит?!
В сердцах хлопнув дверью подъезда, Ксюха вылетела на улицу и зажмурилась. Яркий луч света ударил по глазам и ослепил ее. Втянув ноздрями запах просевшего апрельского снега, она глубоко вздохнула и почувствовала, как все ее существо перерезала острая волна внезапной жалости к себе.
С козырька над подъездом падали крупные редкие каплюшки; ударившись о корявый потрескавшийся тротуар, они лопались, разлетаясь в разные стороны мелкой алмазной крошкой. Прикрытые полупрозрачными истертыми ладошками подточенных изнутри хрустящих льдинок, неслись под гору мутные талые ручейки; блаженствовали в лужах пьяные от первого тепла воробьи, и, разгибая усталые спины, тянулись в безмятежную синюю высь тонкие ветви верб.
Поправив сползавшую с плеча сумку, Ксюха с отвращением глянула на одуревших от немудреного счастья птиц. Ну уж нет, на нищенское прозябание она не согласна, пусть другие довольствуются теплой грязной лужей, а ее такая жизнь не устраивает, не для того она родилась, чтобы попрошайничать у судьбы, ожидая, не соблаговолит ли та выделить на ее долю зачерствелую горбушку старой краюхи. Да, жизнь устроена так, что паперть никогда не останется пустой, но с протянутой рукой будет стоять кто-то другой, не она.
Сделав резкое движение вбок, Ксюха зло топнула ногой и с наслаждением увидела, как, завопив дурными голосами, рванулись в воздух ошалевшие от страха воробьи. Мстительно рассмеявшись, она довольно ухмыльнулась и, ударив несколько раз кряду каблуком сапога по тонкой корочке над лужей, превратила забавную купальню в густое талое крошево. Не удовольствовавшись плодами своих разрушений, она не поленилась пройти немного вперед и, подцепив мыском несколько крупных льдин, оттолкать их на самую середину лужи. Только полностью убедившись, что битые куски льдин, превратившие крошечный прудик в непроходимое ледяное месиво, надежно перекрыли доступ глупым щебечущим тварям, Ксюха удовлетворенно улыбнулась, и на душе у нее стало легче.
— Я тебя с такими сапогами в машину не посажу. — Подняв голову, Оксана увидела, что недалеко от подъезда стоит Риммин «Ягуар», и улыбка Бубновой стала шире.
— Разве ты не уехала? — просияла она.
— Разве нет, — ответила Козлова. — С тобой, пожалуй, уедешь. — Мельком взглянув на сумку, висящую на Оксанином плече, Римма понимающе усмехнулась. — Вытурил?
— Сволочь! — выругалась Оксана, исподлобья косясь на окна бывшей квартиры. — Была б моя воля, я б его удавила, веришь?
— И царицу, и приплод тайно сбросил в бездну вод! — продекламировала Римма.
— Чего бы я только ни отдала, чтоб увидеть, как он подыхает! — сцепив зубы, с ненавистью выдавила Ксюха.
— А что, есть чем жертвовать? — Римма скептически окинула взглядом провисшие бока спортивной сумки, явно не заполненной даже наполовину.
Перехватив взгляд подруги, Бубнова криво усмехнулась, и губы ее непроизвольно выгнулись книзу:
— Представляешь, до чего этот полоумный докатился: порвал мой паспорт, — пожаловалась она.
— Он что, хотел оставить на память твою фотографию? — стараясь не рассмеяться, спросила Римма.
— Смешно дураку, что нос на боку, — обидевшись, огрызнулась Ксюха.
— Да ладно тебе, — примирительно проговорила та. — Паспорт мы восстановим хоть завтра, это все пустое, а вот то, что ты оказалась не у дел, — сложнее.
Цветные радужки глаз Риммы беспокойно забегали по широченному полю вытаращенных белков. Сознаваться в том, что у нее нет возможности пригласить подругу к себе, не хотелось, тогда бы пришлось объяснять многое. То, что к ее самодеятельности пескоструйчик отнесется крайне негативно, Римма не сомневалась нисколько. Одно дело — помочь прижучить наивного глупенького сопляка, за которого и заступиться толком некому, совсем другое — заниматься никчемной благотворительностью, не приносящей никакого дохода, да еще и за его счет. То, что Ксюха и Римма всю жизнь росли в одном дворе, для мужа абсолютно никакого значения не имело, подобная сопливая лирика его не трогала. Все, что не приносило ощутимого дохода, им в расчет не принималось.
Прийти и сказать, что Оксана на некоторое время поселится у них, было немыслимым и в качестве возможного варианта не рассматривалось, денег, скопленных втихую от мужа, было мало, так что ни о каком съеме частной квартиры, даже на пару месяцев, не могло быть и речи, но бросить друга детства подыхать под забором — такой мысли не пришло ей в голову.
Честно признаться, Римма рассчитывала на то, что Ксюхин мямля потерпит жену еще хотя бы недельку или на худой конец дня три-четыре, тогда бы вопрос с местопребыванием Бубновой решился сам, автоматически, но этого не произошло. Буквально через пару деньков, когда под ногами этого тюти загорится земля, ему будет уже не до выкидонов жены. Даже если бы Ксюха встала на голову и привела в дом целую армию любовников, Нестеров не обратил бы на это никакого внимания, потому что его занимали бы более важные вопросы. Надо же, всего несколько дней! Эх, да что теперь об этом говорить…
