Побочный эффект - Ольга Вечная
Задыхаюсь, когда зацеловывает живот. Схожу с сума от предвкушения, едва касаясь его горячей напряженной плоти. Все происходит само собой, я так и не разобралась, что значит, заниматься сексом с послевкусием. Мне лишь хочется его тепла. И я замираю, когда вижу, как сильно он меня желает.
Когда Тимур наваливается на меня, приятно сжимает ладонями грудь и облизывает ложбинку, я произношу:
- Мы обсуждали с Лизой наш с тобой секс.
- Серьезно? - бурчит совершенно неразборчиво.
- Да, это ничего? - ерошу волосы на его голове, создавая полный беспорядок.
Нехотя отрывается.
- Я привык, что ты обсуждаешь со всеми швы, которые я делаю. И секс, которым я трахаюсь.
Смеюсь, запрокинув голову, а затем надавливаю на его плечи, прося перевернуться, и когда он слушается, седлаю.
Наши взгляды встречаются, меня обжигает его холодом, внизу живота от этого печет особенно сильно. Парадокс.
- Не со всеми, а лишь с самыми близкими друзьями. Которые знают, что я так себе человек.
- Так себе человек, - усмехается Эккерт, складывает ладони за головой и разглядывая мое тело.
- Ты не обиделся? - Нежно сжимаю его член.
- Нет. Хотя... смотря что именно вы обсуждали.
- Лиза спросила, что особенного мы делаем. Я рассказала, что ты обожаешь пристегивать меня наручниками.
- К батарее, - соглашается охотно.
- Именно.
- Классно.
- Ты можешь мне отомстить, тоже сочиняя небылицы.
- Я не собираюсь тебе мстить, - он снова переворачивает меня на лопатки, и я таю. - Лучше сделаю с тобой что-то поинтереснее.
Он прикусывает сосок, после чего находит мои губы и мы целуемся так долго, пока я не раздвигаю ноги и не закидываю ему их на плечи. В общем, секунды четыре. Тимур делает толчок, и болтать больше не хочется. Он любит меня долго, неистово, страстно, пока я не достигаю оргазма, а потом, когда я вновь оказываюсь сверху, он возбужденно выдыхает:
- Подвигаешься так? Хочу видеть твою грудь.
Киваю. Он сжимает мои ягодицы, поглаживает, пока я трусь о член, наклоняюсь и шепчу ему на ухо:
- Вообще-то я ничего такого не сказала. Но задумалась. Мне кажется, что ты весь особенный. Мне нравится чувствовать внутри себя каждый. Твой. Сантиметр.
Он снова каменеет. А потом рывком входит в меня, и я выгибаюсь от наслаждения, начинаю двигаться.
- Ты так прекрасна, - говорит быстро, сжимая мои бедра.
Сердце колотится в горле. Кожа горит. Наше трение прекрасно.
- Покажешь мне, Алён.... как я в тебя вхожу? Хочу видеть.
Мы смотрим друг другу в глаза, мои эмоции становятся безумными.
- Как мне быть? - шепчу, растерявшись.
- Это несложно. Поставь стопы на кровать.
Слушаюсь, при этом мы продолжаем смотреть друг на друга. Бедное мое сердце. Тимур разводит мои колени широко. Я же смотрю на него и задыхаюсь, душа в клочья, мысли в крошку.
Он опускает глаза вниз и тут же сглатывает. Его лицо пылает, губы припухли от моих поцелуев. Тимур лежит подо мной, упирается на локти и смотрит, как медленно я насаживаюсь на его член. Сантиметр за сантиметром. В этой позе он может видеть все.
Мир горит, комната, в которой мы это делаем, плавится. Я опускаюсь на Тимура почти до упора, чтобы приподняться, и сделать это еще раз. А потом еще.
Господи. В какой-то момент он вдруг вскидывает на меня потемневший, обезумевший взгляд, и весь мир схлопывается, взрывается, перестает существовать. Мы смотрим друг на друга, следом Тимур вновь укладывает меня на спину и начинает любить сверху. Жадно. Жадно.
Я так сильно его ощущаю, каждый сантиметр, каждую его клетку.... Словно больше не существую отдельно. Лишь сердце продолжает истошно биться, пока нас обоих вновь не накрывает горячая волна удовольствия. Теперь одновременно.
Глава 41
За два дня до суда
Холодное мартовское солнце печет лицо совсем по-весеннему, я щурюсь, старательно обходя глубокие лужи, кое-как забираюсь в машину. Какая же всюду грязь!
Гадство - все равно промочила ноги. Плохой район, совершенно неблагоустроенный, никогда мне не нравится. Нужно было верить чутью.
Я включаю печку, пытаясь согреться, в ботинке противно хлюпает. И так жалко себя становится, что опускаю голову. Слез нет, я терзаюсь гневом и раздражением. Бессилие всегда вызывало во мне тошноту, и сейчас я чувствую нечто подобное.
В этот момент вибрирует телефон - мама. Наверное, почувствовала, что мне плохо.
Вздыхаю и отвечаю на звонок.
- Да, мамуль? - стараюсь придать голосу бодрые нотки.
- Алёна, привет! - ее голос тоже взволнован. - Только что Аркадий Васильевич звонил, он беспокоится.
Берестнев Аркадий Васильевич - мой адвокат... точнее, уже бывший, и давний друг нашей семьи.
- Да, об этом.... Мне нужен новый юрист. И побыстрее бы.
- Так это правда? Ты что, серьезно уволила Аркадия?
- Мне пришлось.
- Алёна, доченька... ты с ума сошла?
Снова вздыхаю, еще тяжелее.
- Линия защиты, которую он выбрал, не подходит. Он совсем не смыслит в том, за что взялся.
- Он нас ни разу не подвел.
- Это другое. На прошлой неделе мы пять раз созванивались, но ни о чем подобном не шло и речи! То, что он придумал, - недопустимо.
- У него огромный опыт...
- Мама!
- Он вытащит тебя из этого кошмара.
- Я не буду заниматься фальсификацией! - выпаливаю в сердцах. - Во-вторых, это преступление. Во-вторых, я хочу не из кошмара выбраться, а остаться в профессии, и если я начну лгать о ходе операции, это станет навсегда невозможно.
- Журавлева лжет, и прекрасно себя чувствует.
- Должен быть другой способ.
Первое заседание послезавтра. Утром я получила рекомендации от адвоката и остолбенела: в первом же абзаце была ложь! «Пациентка проявляла признаки нестабильного состояния, что могло требовать расширения объёма операции. В том числе...»
Этого не было. Ни гипотонии, ни падения сатурации. Мы не боролись за ее жизнь, и пусть это была бы красивенькая сериальная драма для СМИ и судьи, но я не стану ей прикрываться.
- Ты хочешь поменять адвоката накануне заседания? Это неразумно.
- Мама, я понимаю, что он твой друг, но в рабочих вопросах не всегда можно полагаться на дружбу.
- Алёна, у нас с отцом душа болит каждый день. Что же ты творишь?
Пытаюсь сохранить достоинство, и себя заодно. Кажется, мне все-таки придется поговорить с Тимуром. Дотянула до
