Джоди Малпас - Одна отвергнутая ночь
У меня нет времени, чтобы даже подумать о том, какое объяснение я могла бы дать бабушке. Грегори оживает и набрасывается на Миллера, толкая его в живот и поваливая их обоих на тротуар.
— Ублюдок! — кричит он, замахиваясь в попытке яростно ударить Миллера, но тот отворачивается, в результате кулак Грегори врезается в бетон за головой Миллера. — Блять!
Миллер вскакивает и тащит за собой Грегори, вбивая его в низкую стену в конце нашего сада.
— Силы небесные! — Нан пролетает мимо меня и вклинивается между двумя мужчинами, ее отъявленное мужество останавливает эту ужасную картину. Нет и намека на страх в ее старом лице, только невероятная решимость. — Прекратите! — кричит она, вставая между ними и с криком расталкивая их в разные стороны. — Достаточно! — Парни оказываются по обе стороны от нее, потные и глазеющие поверх ее головы. Он сильная, но мой страх за нее сильнее, так как я вижу, какая злость сжигает обоих мужчин, и она не ослабевает. Она не дряхлая, но все же пожилая леди. Не стоит ее встревать между двух этих мужчин, особенно Миллера. Он в бешенстве, не в состоянии мыслить здраво. — Я даю вам один шанс! — предупреждает она. — Прекратите, или будете иметь дело со мной!
Ее слова пугают меня до чертиков, но сомневаюсь, что они произведут тот же эффект на этих двоих. Так что мой шок вполне ожидаем, когда они расслабляются и одновременно отводят друг от друга взгляды убийц. А потом я вспоминаю шутку Уильяма.
Никто никогда не заставлял меня дрожать от страха, Оливия. Только твоя бабушка.
— Так-то лучше, — она медленно убирает ладони с груди обоих, убеждаясь, что они останутся на месте. Она морщится при виде отвращения, с которым Миллер и Грегори смотрят друг на друга. — Не смейте заставлять меня снова вас разнимать. Слышали?
Я вздрагиваю, когда Миллер резко и коротко кивает, а Грегори выражает свое согласие, вытирая кровоточащий нос.
— Хорошо, — она указывает на входную дверь. — Идите в дом, прежде чем соседи начнут судачить.
Остаюсь тихим наблюдателем того, как моя бабушка взяла управление в свои руки и остановила эту ужасную сцену, подталкивает обоих к дому, когда ни один из них не двигается достаточно быстро, чтобы ее удовлетворить. Голова Миллера опущена, я знаю, что это от стыда за то, что моя дорогая бабушка, женщина, которую он уважает, стала свидетелем его срыва. Я только благодарна за то, что она не появилась минутой раньше, чтобы застать Миллера в полном психозе.
Грегори проходит мимо меня первым, потом Нан, а Миллер, подойдя ко мне, застывшей, медленно заглядывает в мои измученные глаза и останавливается передо мной.
У него истерзанный вид, рубашка и жилетка измяты, порваны на плече, волосы взлохмачены и испачканы.
— Прости, — говорит он тихо, а потом разворачивается и уходит по дорожке, длинными шагами мгновенно преодолевая расстояние до машины.
— Миллер! — кричу, запаниковав и бросившись за ним. Слабость в ногах не дает передвигаться быстро, и гравий трещит под колесами прежде, чем я успеваю добежать до конца дорожки. Инстинктивно прижимаю руку к груди, как будто давление сможет успокоить бешеный стук сердца, Не может, и не уверена, что хоть что-то в силах будет это сделать.
— Ливи? — низкий, хриплый голос Джорджа отвлекает меня от исчезающего мерседеса Миллера, и я смотрю на его озабоченный силуэт, приближающийся к дому. — Милая, что происходит?
Эмоции берут верх, и я разваливаюсь, позволяя ему заключить меня в медвежьи объятия и держать мое ослабшее тело.
— Все пошло жутко неправильно, — плачу в его свитер крупной вязки, вжимаюсь в его широкую грудь.
— Ох, моя милая, — успокаивает он, поглаживая меня по спине. — Давай отведем тебя внутрь.
Джордж крепко держит меня за плечи и, проведя по дорожке, осторожно закрывает за нами дверь. А потом он заводит меня в кухню, где я вижу, как Нан влажным тампоном обрабатывает кровоточащий нос Грегори. Чувствую запах спирта и слышу непрекращающееся шипение Грегори, еще одним доказательством служит строгий голос бабушки.
— Не дергайся, — наставляет она, злость все еще слышна в ее голосе.
Грегори смотрит, как Джордж подталкивает меня, усаживая на стул, и протягивает мне свой чистый носовой платок, а бабушка разворачивается и, потеряв интерес к одному мужчине, набрасывается на второго.
— Ты опоздал! — кричит она на бедного, ни в чем невиновного Джорджа. — Ужин испорчен, а мне пришлось разнимать драку в своем дворе!
— Притормози на минуту, Жозефина Тейлор! — спина Джорджа выпрямляется, моя напрягается. Она не в настроении получать отпор, Джорджу следовало заметить раздражение, передающееся по воздуху от ее невысокой, полноватой фигуры. Хотя, это его не останавливает. — Я только что пришел и вижу, что ужин испорчен, по крайней мере, из-за нашего беспокойного состояния, так что, почему бы тебе не успокоиться и не прояснить мне два этих недоразумения.
Отчасти шокированная, бабушка прикладывает ватный тампон к разбитой губе Грегори.
— Где Миллер? — восклицает она, смотря на меня хмурым взглядом.
— Ушел, — говорю, платком стирая слезы, и сердито смотрю на Грегори. Его глаза прищурены, и это не от отека. Он будет испепелять меня одним глазом, в отличие от второго, подбитого Миллером во время второй их схватки.
Мой избитый друг рычит что-то, язвительно смеясь, но я не прошу повторить, потому что точно знаю, что бы это ни было, мне это не понравится, так же, как бабушке и Джорджу.
— Что случилось? — спрашивает Джордж, занимая место рядом со мной.
— Будь я проклята, если понимаю. — Нан заклеивает рану на губе Грегори пластырем, убедившись, чтобы его края были прочно приклеены, при этом игнорируя протестующее шипение своего пациента. — Все, что мне известно, Миллер и Грегори, кажется, друг другу не нравятся, но никто не хочет просветить меня, почему, — она смотрит на меня испытующим взглядом, отчего я опускаю глаза к столу, избегая ее.
Правда в том, что Миллер и Грегори ненавидели друг друга еще до того, как Грегори узнал о его темном прошлом. Теперь же я могу только подытожить тот факт, что они друг друга категорически презирают. Этого я исправить не смогу. У меня может быть один мужчина или другой. Чувство вины накатывает, когда я смотрю на своего старого друга, своего единственного друга, перебинтованного — вина за то, что стала причиной его боли и повреждений, вина из-за понимания того, что его я не выберу.
Встаю, приковывая к себе внимание каждого, они ждут моего следующего действия.
Молча обхожу стол и наклоняюсь, чтобы поцеловать Грегори в щеку.
— Когда ты любишь человека, ты любишь его за то, кем он является, и как таким стал, — шепчу ему на ухо, и тут же вспоминаю, что чуткий слух Нан мог уловить мое заявление. Молюсь, чтобы Грегори сохранил все в тайне — не ради меня или Миллера, а ради Нан. Это вызовет слишком много призраков. — Я не отказалась от него тогда, не откажусь и сейчас.
