Джоди Малпас - Одна отвергнутая ночь
— Нет, — произносит он шепотом, но едва слышное его слово переполнено решимостью — повышать голос нет необходимости.
Грегори отрывает взгляд карих глаз от Миллера и смотрит на меня презрительно.
— Ладно, можешь остаться, — уступает он, вены на его шее вздуваются.
— Это и не подлежит обсуждению, — поясняет Миллер.
Мой лучший друг не удостаивает его презрительным взглядом, вместо этого продолжает холодно на меня смотреть.
— Я сожалею, — говорит он, с нулевой искренностью, на лице написано абсолютное равнодушие, и оно не покидало его с тех пор, как я на него посмотрела. Ни в лице, ни в голосе нет ни капли сожаления, хотя я бы и хотела его увидеть. Я тоже хочу извиниться, только за что, не знаю. Не думаю, что сделала что-то, о чем должна жалеть. Тем не менее, я лучше предложу свое извинение, если это будет значить, что я верну Грегори. Я, возможно, отвлеклась после нашей стычки, но его нет рядом, и это съедает меня изнутри. Я жутко по нему скучаю.
— Я тоже сожалею, — шепчу, игнорируя учащенное дыхание Миллера и передергивание позади себя. — Ненавижу все это.
Вижу, как низко он склоняет голову. Рукой лезет в карман своих джинсов, его рабочие ботинки приминают траву.
— Малышка, я тоже это ненавижу, но я здесь для тебя, — мой друг поднимает на меня полный муки взгляд. — Ты должна это знать.
Меня переполняет счастье, словно тяжкий груз упал с плеч.
— Спасибо.
— Пожалуйста, — отвечает он, а потом достает что-то из кармана. Протягивает мне руку с чем-то, зажатым в пальцах. Непонимание приходит на смену облегчению, и я, определенно, не представляю, что Миллер за моей спиной превратился в камень. — Возьми, — уговаривает Грегори, взмахнув передо мной рукой.
Серебристый блеск подхватывает свет с крыльца, грозясь ослепить меня, словно низкий свет зимнего солнца. А потом я замечаю идеальную гравировку. «Деловая» визитка Миллера. Сердце подпрыгивает к горлу и встает там комом.
Миллер резко поднимает руку и выхватывает визитку.
— Где, блять, ты это взял?
— Неважно, — спокойно говорит Грегори, с абсолютным контролем, тогда как я полностью теряю свой, все тело дико трясет от дрожи.
— Это имеет значение, — рычит Миллер, сжимая руку в кулак, сминая в нем визитку до тех пор, пока она не исчезает из виду. — Где?
— Пошел ты.
Всего один стук сердца, и Миллера уже нет рядом.
— Миллер! — кричу, но он впал в состояние дикой ярости, и ничто не вытащит его обратно.
Грегори делает попытку увернуться от первого удара, но вскоре оба в злобной хватке уже катаются по бетону.
— Миллер! — мои лихорадочные крики безнадежны так же, как и мое онемевшее тело, которое я отчаянно продолжаю ценить в тумане паники. Встревать между этими двумя было бы глупо, но мне ненавистно это чувство беспомощности. — Прошу, остановись! — тихо плачу. Слезы, собравшиеся в глазах, освобождаются, стекают по щекам, затуманивают болезненную картину передо мной.
— Тебе следовало держать подальше свой гребаный нос! — рычит Миллер, схватив Грегори за рубашку, и с яростью бьет того по челюсти, отчего голова моего друга отворачивается в сторону. — Почему, блять, каждый думает, что у него есть богом данное право вмешиваться?
Удар!
Еще один карающий удар разбивает губы Грегори, и кровь течет из раны, пачкая костяшки Миллера.
— Оставьте нас, блять, в покое!
— Миллер, остановись! — кричу, пытаясь подойти ближе, только ноги превратились в желе, заставляя опереться о стену, чтобы устоять на ногах. — Миллер!
Он забирается верхом на Грегори, все его тело налилось свинцом, по лицу стекают капли пота. Худшее его состояние из всех, что я видела. Он окончательно потерял контроль. Он встряхивает Грегори, обеими руками схватив за ворот рубашки.
— Я вырву позвоночник каждому, кто попытается забрать ее у меня! Ты не исключение, — он бросает Грегори на спину и встает, ни на секунду не отводя глаз от моего друга. — Ты будешь молчать.
— Миллер, — хнычу я, изо всех сил стараясь выровнять дыхание, несмотря на рыдания.
Он медленно поворачивается ко мне, и мне совсем не нравится то, что я вижу. Помраченное состояние. Буйство. Помешательство. Эта его сторона, дикая, безумная, сумасбродная, мне совсем не нравится. Она пугает меня, не только из-за того вреда, который он может нанести с такой легкостью, но и потому, что он будто не осознает, что творит, находясь в этом разрушающем состоянии. Мы удерживаем взгляд друг друга очень долгое время, я, стараясь вернуть его обратно, он, распрямляясь передо мной. Грегори в плохом состоянии, пытается подняться на ноги позади Миллера, хватается за живот и шипит от боли. Он такого не заслужил.
— Она должна знать, — бормочет он, полусогнувшись, явно от жуткой боли. Его едва различимые слова кажутся громкими и четкими. Он думает, я не знаю. Думал, что придет сюда, поделиться со мной информацией о мужчине, которого ненавидит, и это заставит меня выбросить его из своей жизни. Он думает, что Миллер взорвался поэтому, а не просто из-за его вмешательства или риска быть раскрытыми перед Нан, что, я знаю, для него сейчас является самой сильной тревогой. Мое бедное сердце все еще колотится, ударяясь о грудную клетку, и это осознание просто включает еще один двигатель.
— Я уже знала, — говорю на выдохе, продолжая смотреть на Миллера. — Мне известно, кем он был и чем занимался. — А еще мне известно, что эти новости принесут Грегори вред. Он думал, что даст мне идеальный повод оставить Миллера, и думал, что сможет меня успокаивать, пока я перевариваю ужасающее открытие. Больше всего он надеялся на это. Но он ошибся, и я четко понимаю, что это может стать последним ударом по нашей дружбе. Он никогда не поймет, почему я все еще с Миллером, и я сомневаюсь в своей способности заставить его увидеть или силе, чтобы все исправить.
— Ты знала? — теперь в его голосе абсолютный шок. — Ты в курсе, что этот кусок дерьма — гребаный жиголо?
— Эскорт, — поправляю я. — И был им. — Позволяю себе перевести глаза с пульсирующих плеч Миллера на полусогнутый силуэт Грегори. Он начинает выпрямляться.
От неверия в его лице меня пробивает нежеланная, непроизвольная дрожь.
— Что, нахрен, с тобой случилось? — Этот взгляд отвращения пробивает меня, так что я поджимаю губы, чтобы сдержать рыдания, понимая, что они только снова приведут Миллера в бешенство.
Я не замечаю, как за моей спиной распахивается дверь. Но слышу озабоченный голос бабушки:
— Ужин остывает! — кричит она, а потом на короткий момент опускается тишина, момент, когда он пытается вникнуть в то, что увидела. — Что за черт?..
У меня нет времени, чтобы даже подумать о том, какое объяснение я могла бы дать бабушке. Грегори оживает и набрасывается на Миллера, толкая его в живот и поваливая их обоих на тротуар.
