Предатель. Цена ошибки - Ая Кучер
– Я же говорил…
– Придерживаешься традиций, но не всех. Я помню. Это как говорить: я не осуждаю чужой выбор, но если ты выберешь не так, как я – я осужу. Прости, – вздыхаю, потирая шею. – Это не моё дело. Просто…
– Гормоны шалят?
– Блин, а мне нравится это оправдание. Как думаешь, я смогу прикрываться им оставшиеся полгода?
– Без понятия. Я, так уж быть, сделаю скидку на твоё состояние.
Ильяс улыбается, пряча сигареты в карман. Видимо, это был лишь предлог, чтобы поговорить со мной. Я поднимаюсь, кутаясь в пальто. Ночь наступает, температура воздуха падает. Зябко.
– Спасибо за предупреждение, – благодарю искренне. – Мне не хочется новых проблем с Юсуповым.
– Не за что. Считай, я защищаю сестру от того, что ей пришлось бы делать сложный выбор. Расскажешь через пару недель, когда сможешь спихнуть беременность на другого кандидата.
Ильяс мог и не говорить мне ничего, не его проблема. Я очень признательна мужчине за то, что он столько раз помогал. Он ведь не обязан. С Юсуповым разобрался, свое желание мести закрыл. И предупреждать о Рине никто его не заставлял.
Мы в молчании заходим внутрь дома, только переглядываемся, словно похоронив между собой маленький секрет. Девушка ждёт нас в гостиной, щелкая каналы.
– Что-то сказали? – усаживаюсь на диван, проверяю новые сообщения. В больнице, что странно, очень спокойно. – Всё хорошо, Рин? Там много людей было?
– Нет, вообще. У всех работников выходной, никакой смены на заводе не было. Видимо, была какая-то проверка оборудования или… Черт знает. Но уже почти всё потушили, без массовых жертв. Непонятно, что там вообще Юсуповы забыли.
– Но с ними всё в порядке? Только завод сгорел?
– Нет. Нашли одно тело.
Глава 32
– Ох, Лизонька, мне так жаль!
Меня похлопывают по плечу, я медленно киваю, показывая, что всё в порядке. Сжимаю ладонь в кармане халата, сдерживая эмоции под контролем. Сегодня все вокруг смотрят на меня жалобно, а мне выть хочется.
Меня всегда раздражало это излишнее внимание к людям, когда у них проблемы. Какая мне разница, что врач из другого отделения выразит мне свою поддержку?
Это станет лишь очередным напоминанием, что всё не так. А грубить всем вокруг – не выход. Вчера было терпимо, а сегодня похороны по всем телеканалам крутят, и всё стало в разы хуже.
– Ты в порядке? Я слышала, что случилось… – продолжает пожилая медсестра. – Такая трагедия.
– Всё в порядке. Простите, мне пора.
Я сбегаю, пока меня не начали расспрашивать. Жалость у людей борется с любопытством. Интересом, как я справляюсь со всем. Костенко предлагала перевести меня куда-то в кабинет сегодня, но я отказалась.
Я умею отделять личное от работы.
Просто, почему-то, не все врачи наделены этой способностью.
Я толкаю дверь в комнату, где у нас проходят пятиминутки. Разговоры стихают, взгляды всех присутствующих направляются на меня. Сглатываю вязкую слюну, одергиваю край гольфа, скрывая нервозность.
– Вы как призрака увидели, – неловко шучу, проскальзывая на место рядом с Левенко. – Простите за опоздание. С днём рождения, Заринов.
– Штрафную полагается, – наш анестезиолог добродушно улыбается. – А то совсем старика не уважаешь.
– Как только увижу здесь старика, сразу уважать начну.
– Ах, а ты знаешь, как комплименты делать. Бери огурчики, они домашние, моя закрывала. А какие она…
Постепенно атмосфера возвращается к привычному. Звучат тосты в честь Заринова, которому сегодня исполняется пятьдесят. День рождения в разгаре, даже Костенко здесь, хотя не одобряет подобное в рабочее время.
Я сначала не хотела идти, чувствовала, что морально не готова к празднику. А после махнула рукой. Не должна я переживать из-за того, что случилось с Демидом.
Они с Юсуповым старшим попали в больницу из-за отравления угарным газом, уже выписались. Ильяс грубо пошутил, что с такими ничего не случается. Не горят, особенно – не тонут.
Я видела Демида в новостях, тот приехал на похороны дяди. Мужчине не посчастливилось быть на заводе. Когда выбирались из горящего здания – кажется, упал и ударился головой. Ужасно.
– Левенко, ты поухаживай за Лизонькой, – подбивает один из хирургов. – А то совсем ничего не ест.
– Конечно, – мужчина кивает, передает мне салат. Наклоняется, говоря тихо: – А когда я стану «Ромочкой»? А то всё по фамилии… Обделенным себя чувствую.
– Не переживай, Левенко, когда-то станешь, – смеюсь на то, как он закатывает глаза. – Всё приходит с опытом. Ты же у нас всего ничего работаешь.
– С осени, ага. Могли бы хоть на имя перейти.
– Сам меня Юсуповой зовёшь.
– Мщу.
Улыбается заразительно. Вроде мужчина старше меня, а иногда ведёт себя как мальчишка. Но время во Франции научило меня, что от Ромы можно ожидать всего что угодно. Он не так прост, как хочет казаться.
Костенко, пользуясь возможностью, снова нагружает персонал. Анестезиолог отбивает нас, как может. Сетует, что если Серафима будет и дальше так ловить на праздниках, то никто больше не будет приходить.
Вообще, Заринов и Костенко ведут себя как старая семейная пара. Ворчат, переругиваются, но их постоянно можно заметить вместе. А к нам – как к детям относятся.
Один родитель строгий, другой – любит побаловать. Серафима Ивановна жалуется, что нам нужно больше практики, желательно круглосуточной. Леонид Ефимович предлагает заглянуть к нему за «газом» и полетать.
Оба шутят, конечно, но наблюдать за ними очень весело.
Иногда к нам забегают те, кто только вышел на смену. Болтают, столпившись у двери, а после улетают на вызов.
Домашние огурчики, которые так нахваливал Заринов, мне совсем не заходят. А вот печеночный торт, который обычно вызывал у меня отвращение, оказывается невероятно вкусным.
Я оставила любые попытки понять свой организм. То я питаюсь нормально, то хочу чего-то эдакого. Мне нормально от запаха цветов, а в следующий раз – выворачивает.
Если мой малыш окажется настолько капризным – я с ума сойду. Буду самой счастливой сумасшедшей мамой в мире. Не знаю, наверное, нельзя так безумно любить кого-то, кто ещё не родился. Но я люблю.
Просто огненные шарики зажигаются внутри, стоит подумать о моем ребенке.
Уж не знаю, замглав поработала или просто у людей есть такт, но никто меня не спрашивает. Ни о беременности, ни о разводе, о котором
