Смотри, но не трогай - Татьяна Никандрова
– Я думаю, это сделал Тимур.
И тут я натурально офигеваю.
Челюсть медленно отъезжает вниз.
В палате воцаряется немая сцена.
– Что?.. – с трудом ворочаю языком от шока. – Я ничего не делал…
– Может, хватит уже?! – неожиданно взрывается Грановская. Смотрит на меня злыми несчастными глазами и душу наизнанку выворачивает. – Давай положим этому конец раз и навсегда! Я не выдерживаю, видишь? – цепляет пальцами больничную сорочку. – Не могу больше с тобой тягаться! Ты победил, доволен?
– Лер… О чем ты говоришь? – хриплю задушено.
Я обескуражен. Мысли мечутся, как летучие мыши под светом прожектора.
– Ты хотел показать мне мое место? Я здесь никто, помнишь такое? – кричит с обидой. – Ты украл мои вещи из раздевалки, выставил меня посмешищем перед всем институтом, испортил отношения с Никитой… Но тебе этого мало, верно? Ты захотел меня уничтожить! Что ж, поздравляю, Тимур, тебе это почти удалось! Я чуть не умерла сегодня!
Ее обвинения, будто острый кинжал, вспарывают кожу и ранят сердце. Горький яд разливается по венам. В груди становится нестерпимо тесно. Хочется разодрать грудную клетку, чтобы избавиться от боли, но здравый смысл подсказывает, что это не поможет.
Только теперь до меня доходит, как выглядит случившееся со стороны… Лера реально думает, что это я закрыл ее в той комнате. Что намеренно причинил ей вред. Ей ведь неизвестно о переменах, произошедших в моей душе.
Мы так и не успели поговорить…
Грановской невдомек, что последний час я провел, изнывая от страха за ее жизнь. Что я, черт подери, молился за нее! В последний раз я обращался к Господу, когда умирала мама. Тогда он мне не помог. Сегодня я решил попробовать еще раз, и случилось чудо. Хотя… Может, это и не чудо вовсе. Просто у Леры изначально было больше шансов...
Тимур
– Тимур, то, что сказала Лера, правда? – Елизавета поворачивается ко мне.
– Да, – выдавливаю с трудом. – Но к сегодняшнему инциденту я не имею никакого отношения.
– Боже, какой же ты лжец, Алаев! – восклицает Грановская в сердцах. – И трус!
Из ее глаз брызгают слезы и, жалобно всхлипнув, она прячет лицо в ладонях.
Она мне не верит. Не верит ни единому моему слову.
– Дочка, не плачь! – суетится Елизавета. – Тебе нельзя нервничать!
– Пусть он уйдет! – надрывно кричит Лера. – Пусть уйдет! Пожалуйста!
Худые плечи жалобно содрогаются. Хочется протянуть руку и погладить ее по спутанным пшеничным волосам, но я понимаю, что это невозможно. Ни теперь, ни когда-либо в будущем. Между нами пролегала пропасть величиной с Марианскую впадину. И мост через нее уже не перекинешь.
С ужасом глядя на Лерину истерику, пячусь назад. Упираюсь спиной в стену. Протягиваю руку и, нащупав пальцами дверную ручку, практически вываливаюсь из палаты.
Желудок неприятно сжимается. Мутит. Дико тянет курить. Были б в кармане были сигареты, задымил бы прямо здесь. Мне срочно нужна разрядка. Иначе я просто взорвусь. Рассыплюсь на плоть и кости.
В яростном приступе безысходности ударяю кулаком в стену. Физическая боль отрезвляет и успокаивает. Снова удар. И еще один. Костяшки – в кровь, белая стена – в красно-бурых разводах.
Так-то лучше.
Тяжело дыша, меряю шагами коридор. Один, два, три, четыре, пять. Это отвлекает. Немного, но все же.
– Тимур! – резкий отклик отца сотрясает воздух.
Останавливаюсь и вскидываю глаза. Он несется на меня как бык на красную тряпку матадора: глаза налиты кровью, ноздри раздуваются. Приблизившись, старик размахивается и заряжает мне увесистую оплеуху.
– Доигрался, гаденыш! – орет, напрягая жилы. – Чуть до могилы девочку не довел!
– Это не я, – отвечаю тихо.
Внутри меня больше нет ни злобы, ни возмущения, ни даже вполне закономерной обиды за несправедливые обвинения. Ничего не бурлит и не клокочет. Гробовое безмолвие. Эмоции перегорели, превратившись в пепел.
Я опустошен. Выпотрошен до предела.
– Лера нам все рассказала про твои отвратительные выходки, – на миг отец прикрывает веки и осуждающе качает головой. – Господи… Почему мы с твоей матерью не замечали, что растим настоящего монстра?
Мы пересекаемся взглядами, и я замечаю, что гнев в его глазах потух. Там лишь чудовищная усталость и беспросветное разочарование.
Он жалеет, что дал мне жизнь. Жалеет, что я его сын.
– Не повезло тебе, пап, – усмехаюсь горько. – Сочувствую.
– Дождешься от тебя сочувствия, – не распознав моей иронии, он морщится и трет переносицу. – Значит так, пока Лера восстанавливает здоровье, в доме не появляйся. Где-то через месяц она уедет. Надеюсь, эта ситуация хоть чему-то тебя научит, и ты наконец повзрослеешь.
– Куда уедет?
– А это уже не твое дело, Тимур, – припечатывает с пренебрежением. – Все, иди отсюда. Нечего тебе здесь ошиваться. Достаточно уже натворил.
С этими словами отец разворачивается и устремляется по направлению к палате Грановской.
Несколько секунд смотрю ему вслед, а затем тоже трогаюсь с места. Понурив голову, бреду по пустому коридору больницы, миную несколько лестничных пролетов и выхожу на улицу.
Интересно, что же случилось с Лерой на самом деле? Кто закрыл ее в комнате? И главное – зачем?
Медленно перебираю в сознании детали минувшей ночи, и паззлы событий постепенно складываются в единую картинку. Твою ж мать… Ну конечно! Как я сразу не заметил столь очевидного противоречия?
Веро. Она весь вечер вела себя странно. Толкала какие-то заумные речи про отношения, потом заявила, что Лера уже ушла, хотя это было не так… Если бы я проявил чуть больше внимания, то сразу бы увидел, что поведение Ланской насквозь пропитано фальшью. На это многое указывало. Например, тот факт, что Веро первая побежала наверх, когда мы стали искать Грановскую. Должно быть, спешила замести следы своего бесчинства.
Разумеется, она не знала о проблемах Леры со здоровьем. Просто хотела «подшутить». Но это все равно ее не оправдывает!
Я жутко зол на Ланскую. Но еще больше злюсь на себя. Ведь надо быть дебилом, чтобы не понять простую истину: Веро пошла на это из-за меня.
Ее стремление вернуть наши отношениях перешло разумные границы и трансформировалось в этакую манию. Само собой, в этом есть и моя вина… Я ведь тоже хорош: не раз и не два подбрасывал дров в огонь ее одержимости. Трахался с ней. Принимал ее ласки. С рук кормил лживыми надеждами.
Неприятно, что Веро
