Гремучая смесь (СИ) - Озолс Агата
На кухне Саша сидел за столом и, положив ноги на соседний стул, пил кофе.
— Разбежались, как в море корабли? — насмешливо поинтересовался вместо приветствия.
— А ты откуда знаешь?
— Да вы так орали, что не только я, вся Уганда уже в курсе. А может, и соседние страны тоже.
Блиин! Так, стоп! На страны и континенты мне наплевать, но…
— А Ванька?!
— Ну, он же не глухой, — Саша пожал плечами и поднялся, чтобы налить мне кофе.
— Где он?!
— У себя в комнате. Я, когда услышал, что вы собачитесь, отвел его в бассейн. А когда Африканец вылетел, словно наскипидаренный, мы вернулись в дом. Так что Ванька у себя, мультики смотрит.
Я сорвалась и побежала в детскую.
— Ты в аэропорт не суйся, — крикнул Саша мне в спину, — Африканец первым делом его перекроет. Уходи тайными тропами.
Я не ответила, только махнула рукой. Не до аэропорта мне сейчас.
Иван, сидя на полу перед телевизором, собирал очередной конструктор.
— Ванечка, — позвала его с порога.
Мальчишка поднял на меня серьезные глаза.
— Доброе утро, милый. Ты уже кушал?
— Да, меня папа рано утром накормил. А потом мы с Сашей плавали в бассейне, когда….
Он замолчал, пытаясь подобрать слова, а мне стало мучительно стыдно. Не перед Павлом, которому я устроила безобразную сцену, не перед Сашкой, который все слышал, а перед маленьким мальчиком.
— Прости, — сказала, опускаясь рядом с ним на ковер.
Ванька кивнул.
— Папа жениться на Аданне?
— Не знаю, наверное.
— А ты уйдешь?
— Мне придется, — ответила ему.
И подумала, что чемодан-то я собрала, а вот про ребенка не подумала. Хороша воспитательница. На кого я его оставлю? На Сашку? Или на папашу его безмозглого?
С другой стороны, Ваньку я люблю, но ведь он не мой сын. В конце концов, я действительно только наемный работник. А то, что, приглядывая за сыном, умудрилась влюбиться в его отца, так это только моя проблема.
Ванька подполз ко мне, обнял и прижался всем тельцем.
— Я не хочу жить с Аданной, — сказала шепотом.
Господи, ну за что? Вот почему я должна объяснять ему? Почему не Павел, ведь он его отец!
— Вань, иногда от нас ничего не зависит, — погладила шоколадные кудряшки.
Ребенок тяжело вздохнул.
— А ты не можешь остаться?
— Если твой папа женится, я буду не нужна.
— Ты его не любишь?
— Люблю, — ответила честно.
— Он тебя тоже любит, — убежденно сказала Ванька.
Может, и любит. Но жениться собирается на другой.
Вместо ответа, прижала его к себе покрепче.
— Катюша, — продолжил мальчик, — я хочу жить с тобой.
— А как же папа?
— Ну, — рассудительно заметил Ванька, — если папа женится, я ему буду не нужен. Пусть он живет с ней, а мы будем жить с тобой.
И с мольбой посмотрел на меня. И вот как ему отказать?!
Посадила ребенка к себе на колени, поцеловала. Как я могу его бросить? Он же мне не чужой. Это же Ванька, мой родной ребенок. Я его полюбила, я к нему привязалась, а теперь из-за какой-то стервы должна его бросить?!
— Как же мы будет с тобой жить? — спросила у него. — Без папы?
— Пусть папа с ней живет, — повторил Иван.
— Ты не хочешь с ним жить?
— Я хочу с тобой и с папой, — пояснил Ванька. — Но если он женится, то тогда лучше с тобой. А папа будет приходить к нам в гости.
У меня защемило сердце. Бедный ребенок.
Повторила про себя его слова и поняла, что в этом что-то есть. Может, на первый взгляд это и бред, но если все хорошенько обдумать … Я останусь с Ванькой, буду за ним присматривать. Павел жениться и будет жить с новой женой. Вряд ли ей так уж нужен чужой мальчишка, если и своего-то отправила в другую страну.
Представила себе, как мы будем жить с Иваном. Как его отец будет навещать нас по выходным. Сердце опять заныло.
А потом появилась злость. Вот такая нормальная, рациональная злость. Я тут сижу, голову ломаю, а Родимцев и в ус не дует. Смылся, оставив меня разгребать все проблемы. И куда, интересно, он направился? К этой своей красотке?!
— А знаешь, — протянула задумчиво, — ты прав. Мы вполне себе может жить вдвоем. А папа будет приезжать к нам в гости.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})— А он меня не разлюбит? — спросил Иван.
И я увидела, что вот этого он очень боится. Что папа разлюбит.
— Нет, — ответила твердо, — никогда.
«А если разлюбит, я ему голову оторву», — добавила мысленно.
А Ванька кривит губки, пытаясь сдержать слезы. У него ничего не получается, и огромные капли скатываются по щечкам цвета молочного шоколада.
В этот момент мне хочется убить Родимцева …. И себя.
Ведь это мы, два взрослых человека, довели маленького ребенка до слез. Своими разборками, криками, несдержанностью. Но я осталась, а героический папаша отступил. Нет, бежал с поля боя. Попросту смысля.
И я понимаю, что готова простить Родимцеву многое: и вчерашние возюканье меня мордой по грязи, и его предполагаемый брак с другой, и даже то, что он сбежал от меня. Но вот Ванькиных слез я ему простить не могу.
Как всегда, решение приходит спонтанно.
Поднимаюсь с пола, беру Ваньку на руки. Мы выходим к лестнице.
— Саша! — кричу на весь дом.
— Кто Гамлета зовет? — насмешливо интересуется он в ответ.
Потом замечает меня с ребенком на руках, и тон совершенно меняется.
— Что случилось?
— Можешь помочь?
Саша кивает и поднимается к нам, на второй этаж.
— Вань, — обращаюсь к малышу, — сходишь с Сашей погулять? Мне нужно сделать одно важное дело, а потом мы будем рисовать.
Ванька смотрит пристально.
— А ты не уйдешь?
— Ни, боже мой, — заверяю ребенка. — Я в доме буду.
— Хорошо.
— Погуляешь с ним? — обращаюсь к Саше.
Александр серьезно разглядывает нас с Ванькой.
— Без вопросов, — отвечает и протягивает руки к ребенку.
— Можете еще поплавать, — предлагаю, зная, как Ваньке нравится плескаться в воде.
— Ты как? — обращается Саша к мальчику.
Тот кивает, соглашаясь, но, на всякий случай еще раз переспрашивает:
— Ты дома будешь?
— Зуб даю, — заверяю его.
Почему-то моя фраза про зуб окончательно убеждает Ваньку, и он убегает к себе, чтобы переодеться в шорты.
— И что ты еще задумала? — спрашивает Саша, когда мы остаемся на лестнице одни.
— Ничего особенного.
— Надеюсь, не собираешься тайком смыться, оставив меня с ребенком?
— Я же пообещала, — напоминаю ему.
— Ну, о'кей. Тогда мы пошли.
Ванька выходит из своей комнаты, и они уходят плавать.
Как только остаюсь в доме одна, решительно иду в комнату Родимцева.
У него идеальный порядок. Кровать застелена, вещи разложены. Ничего, это мы сейчас исправим. Оглядываюсь в поисках сумки или рюкзака повместительнее, но ничего нужного не нахожу. Ладно, у меня есть чемодан. Возвращаюсь к себе, беру свой чемодан и, пыхтя, как паровоз, тащу его в Родимцевскую спальню.
Я с таким трудом упаковала свой гардероб, еле-еле закрыла чемодан, а теперь приходится все начинать заново.
Откинув крышку, достаю свои вещи. Бросаю их прямо на пол. Когда все выложено, поднимаюсь, подхожу к шкафу и, стараясь сдержать дрожь в руках, начинаю упаковывать вещи Павла.
Да-да, именно. Хватит с меня. Пусть уходит к своей драгоценной Аданне. А мы будем жить с Ванькой. В конце концов, у меня долгосрочный контракт. И Ваньку я не оставлю. А он пусть живет, как хочет.
Идея бредовая, но в тот момент я уверена, что лучшего выхода из сложившейся ситуации попросту нет. И волки сыты, и овцы целы.
Я почти заканчиваю, когда от двери раздается удивленное:
— Зачем тебе его трусы? На память или носить будешь?
Оставляю в покое мужское белье и отвечаю Саше:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})— Мне ни к чему, а Родимцеву пригодится.
— Он что, опять куда-то уезжает? А я почему не знаю?
— Не переживай, — отвечаю, — он тоже не знает.