Барбара Делински - Сладкое вино любви
В кладовке на первом этаже он взял моток проволоки, перчатки и инструменты. Надо подремонтировать верхнюю секцию у рядов шардонне. Листья ее уже переросли, и надо натянуть поверху еще одну проволоку. Работа монотонная, не требующая особого внимания.
Он надел перчатки и с помощью плоскогубцев отсоединил один конец старой проволоки. Тут-то и появилась Тесс.
Что было вчера – одно дело. Но сегодня ему нисколько не хотелось отвечать на вопросы, особенно после того, как он заметил на некоторых гроздьях подозрительные пятнышки.
Словно почувствовав это, Тесс приблизилась – она все делает наперекор! Но на этот раз она действовала более осторожно.
– Где Бак?
– Бак дома, – ответил он, продолжая работать. – Она вместе с котятами.
– У нее еще кто-нибудь родился, после того как мы ушли?
– Нет. Их всего пять.
– А что вы делаете?
– Обновляю проволоку.
– А для чего она?
– Поддерживает кусты. – Это был односложный ответ. Но, стараясь быть любезнее, чем в прошлый раз, он пояснил: – Она направляет ветви винограда вверх и не дает ему расти вширь. Нужно, чтобы кусты росли в высоту.
– Зачем?
– Если они будут расти вширь, то закроют гроздья от солнца и ветра. А если виноград не получит достаточно солнца, он не созреет. Ветер тоже нужен, иначе виноград покроется гнилью.
– Гниль, – повторила Тесс, словно пробуя слово на вкус.
– Ее еще называют плесневый грибок. Мерзкая штука. – Он взглянул на часы. Похоже, Тесс собирается застрять здесь надолго. У него нет времени ее развлекать. – Как твои занятия?
– Миссис Адельсон приболела. Можно, я пойду проведать Бака?
– Не сейчас. У меня много работы.
– Ну и ладно. Работайте, а я проведаю ее.
– Но мне сейчас некогда тебя отвозить.
– Я пойду пешком. Скажите мне только, как пройти.
– А где твоя мама?
– В кабинете у Натали, но я не буду спрашивать ее, если вы мне разрешите.
Он оглядел ее. Девочка была аккуратно одета и причесана, но ведь еще только утро.
– Разве мама запретила тебе?
– Она сказала, чтобы я вам не мешала. – Выражение личика Тесс несколько смягчилось. Либо она забыла о том, что должна спорить, либо пыталась его упросить. В любом случае она была достаточно убедительна. – Если вы здесь, а я там, то я не буду вам мешать. Бак не должен быть целый день один. Он меня любит. Ему будет приятно показать своих детенышей. Я посмотрю на котят, а потом расскажу о них ребятам в моей яхт-группе.
Ага, она пытается завести знакомства.
– Тебе надо улыбаться.
– Что?
– Улыбайся, когда будешь им рассказывать про котят. Они увидят, что ты рада, а не просто хочешь похвастаться.
– У них-то наверняка котят нет.
– Но и у тебя их нет, – сказал он и сразу же пожалел о своих словах, заметив, как она сникла. – Но ты, конечно, первая заметила, что Бак растолстел, поэтому котята и твои тоже, – добавил он, снимая перчатки. – Идем, я покажу тебе дорогу. Но никуда с нее не сворачивай. Если свернешь, то заблудишься. А в лесу медведи.
– Нету там никаких медведей, – нахмурилась она, недовольная, что он говорит с ней как с маленькой. – Там водятся норки, еноты, олени и фазаны, но они сами меня боятся. – Она вприпрыжку побежала рядом, чтобы не отставать от него. – Правда?
– Правда. Ну вот. Видишь тропинку рядом со старым кленом?
– Да! – Она бросилась бегом по дорожке.
– Постой! – окликнул он ее. – Что мне сказать твоей маме, если она придет тебя искать?
Она обернулась:
– Скажите, что пригласили меня. Вы ведь меня пригласили?
Он не стал спорить.
– И когда ты вернешься?
– Занятия в яхт-клубе начинаются в два.
– А что ты должна сделать, когда будешь рассказывать ребятам о котятах?
Она изобразила широкую улыбку и побежала к лесу.
В течение часа после звонка Саймона Сюзанна мучилась угрызениями совести, потом набрала номер Грега.
– Как ты не вовремя, – сказал он.
Но Сюзанна не собиралась сдаваться. Ее время не менее ценно. А Грегу когда ни позвони – все не вовремя.
– Мне звонил Саймон, – сказала она. – По его словам, маме нужна наша помощь. Ты что-нибудь слышал?
– Какая помощь?
– Не знаю. Он говорил о поддержке.
– У нее есть поддержка. Джилл сейчас там.
– Вот как? Хорошо. Но зачем тогда Саймон звонил мне?
– Послушай, у меня сейчас важная встреча, а мне еще надо просмотреть полсотни страниц текста.
– Ты приедешь в Асконсет?
– Нет.
– Одному из нас надо бы поехать. Посмотрим сами, что там происходит.
– Поезжай. У тебя больше свободного времени, чем у меня.
– Но твоя жена там. У тебя есть повод навестить семейное гнездо.
– А почему бы это не сделать тебе, раз ты так беспокоишься?
– Беспокоишься как раз ты, – возразила она. – Ты уверен, что Берки пытаются завладеть виноградником. Мог бы сам поговорить с Карлом.
– Сюзанна, я занят.
– Я тоже! – сорвалась она. – А если что-нибудь случится? Ты же мужчина и лучше разбираешься в бизнесе.
– Сюзанна, у меня встреча… через восемнадцать минут.
– Перестань! – Ей надоело, что он отмахивается от нее, как от назойливой мухи. – Неужели твоя работа для тебя важнее, чем семья? Я прошу тебя о помощи, Грег.
– В Асконсет я не поеду, и точка! – отрезал он. – Если Джилл хочет поговорить, она знает, где меня найти!
Сюзанна оторопела:
– Так у вас размолвка?
Он хмыкнул:
– Отдохнем друг от друга, и все наладится. Послушай, Сюзанна, не обижайся на меня. Я совсем замотался. Джилл хотела поехать в Асконсет, а я нет. Позвони ей. Узнай, что там происходит. Если почувствуешь неладное, поезжай туда сама. Но меня не зови. Я сейчас не могу туда ехать. Не могу, и все.
Глава 20
– Я часто задумываюсь о семье, – задумчиво промолвила Натали. Она умолкла, явно недоговаривая.
– О чем именно? – спросила Оливия. Натали смотрела в окно.
– Говорят, голос крови сильнее всего. Я всегда воспринимала это в положительном смысле: семья – главное для человека. Но эти слова можно истолковать иначе. Голос крови заглушает доводы рассудка, и там, где дело касается семьи, разум уступает место чувствам. – Она посмотрела в глаза Оливии. – Меня это очень тревожит.
Оливия тоже задумывалась над этим. Но если ее мать была неизвестно где, то Натали растила детей и все время жила в Асконсете.
– Может, вам попытаться им еще раз позвонить? – предложила Оливия.
– Нет. Они расстроены.
– Но им надо прочитать то, что я написала.
– Вы не написали лучшую часть моей повести, потому что я ее еще не рассказала.
На столе лежали фотографии послевоенных лет. Оливия реставрировала те, на которых изображалась благополучная Жизнь зажиточной фермы. Другие, запечатлевшие тяжелый каждодневный труд, Натали не стала подновлять.
