Эйлин Гурдж - Леди в красном
Внезапно она остро ощутила собственное бессилие. Похожее произошло с ней в тюрьме. На несколько месяцев она впала в полнейшую апатию, когда поняла, что надеяться на повторное слушание бессмысленно и выбраться отсюда уже невозможно. Был пи у нее выход теперь? Или круг замкнулся и она обречена переживать одно и то же снова и снова?
Эллис очнулась и поняла, что рядом стоит Джереми. Она повернулась и поймала на себе его обеспокоенный взгляд. И испытала состояние дежа вю, вспомнив, как тогда он вот так же был рядом, а неподалеку стоял Оуэн… Джереми пытался понять, какими будут ее дальнейшие действия.
Одно Эллис знала точно: она сейчас спрячется в кухне, как мышь в норе. Изобразив на лице некое подобие спокойствия, она сказала:
— Надо узнать, чего он хочет.
— Может, он пришел просто так. Просто услышал, что здесь хорошо кормят, — неуверенно предположил Джереми.
— Может быть, — ответила она. — Но готова поспорить, что после этого к нам нагрянет проверка. В поисках крыс.
— Здесь есть только одна крыса, и она сидит вон там, — пробормотал Джереми, бросая на мэра сердитый взгляд. Эллис не рассказывала ему о своих подозрениях, но у него явно были свои соображения насчет Оуэна Уайта. Он не забыл, что это из-за него погиб брат, а его самого разлучили с матерью.
Эллис прошла через двустворчатые двери в общий зал ресторана. Она понимала, что нужно быть сильной. Если она покажет свою слабость, то много потеряет в глазах Джереми. А это было бы хуже, чем даже расправа Оуэна. Поддерживаемая этой мыслью, она прошла к его столику.
В Пайн Ривер она научилась тщательно скрывать свои чувства. Заключенные обладали нюхом, которому позавидовала бы и гончая. А стоило им уловить чей-то страх или слабость, как они моментально начинали на этом играть. Поэтому умение утаивать свои эмоции было вопросом выживания. И сейчас, несмотря на то что внутри, норовя вырваться наружу, бурлил и кипел страх, лицо ее не выражало ничего, кроме холодного профессионализма.
— Мистер Уайт, надеюсь, вам у нас нравится.
Оуэн Уайт оторвал взгляд от булочки, которую как раз намазывал маслом, и взглянул на Эллис. На его лице не было и тени удивления. Он явно ожидал этой встречи. Он проглотил кусочек, который уже был во рту, и его тонкие губы растянулись в широкой улыбке, которая могла бы показаться искренней, если бы не застывший в глазах лед. Это была улыбка политика, дающего лживые обещания, или директора крупной компании, который собирается растоптать противника. Или человека, которому есть что скрывать и который готов практически на все, чтобы только его тайна не выплыла наружу.
— Все просто отлично, — сказал он без тени иронии. — Если честно, то это самое вкусное из того, что мне приходилось пробовать за последнее время.
Стоило ему заговорить, как все присутствующие замолчали. В наступившей тишине голос Оуэна Уайта звучал достаточно отчетливо, чтобы его мог расслышать каждый.
Она ответила на похвалу легким кивком.
— Спасибо. Я рада, что вы получили удовольствие.
— Я также хочу отметить перемены в интерьере. Они, без сомнения, говорят о богатом воображении. — Он окинул зал восхищенным взглядом, а потом подался к ней и заметил негромко: — Но мы все и без того знали, что воображением природа вас щедро наделила. — В голосе его, несмотря на напускную теплоту, послышались угрожающие нотки.
Он играл на самом большом страхе Эллис: что, возможно, она и в самом деле сошла с ума. Она пережила сильнейшее нервное потрясение, к тому же это она сидела за решеткой, а не Оуэн. Как после этого не усомниться в собственной нормальности? Однако сейчас, слушая его, она больше не испытывала сомнений. Она ничего не придумала! Если Оуэну действительно нечего скрывать, то зачем же идти на такие ухищрения, лишь бы всех в этом убедить? Понимая, что внимание посетителей сейчас приковано к ним, Эллис невозмутимо, хотя сердце бешено билось в груди, а нервы были натянуты как струны, ответила:
— Принести вам что-нибудь еще? Кофе? Десерт? У нас сегодня восхитительный крем-брюле.
— Искушение велико, но я вынужден отказаться. — Он похлопал себя по животу. — Мне следует быть сдержаннее в еде. Очень легко набрать лишний вес, если не можешь передвигаться самостоятельно.
Он сказал это без всякой враждебности, но Эллис понимала, что ей только что указали на то, что именно по ее вине он обездвижен. Вот так единственным, невинным с виду замечанием он загнал ее в угол. Если она не изобразит раскаяния, то прослывет бессердечной. Если же разозлится на то, что ею пытаются манипулировать, то покажет себя мстительной, даже неуравновешенной.
— В таком случае я попрошу Кэти завернуть вам кое-что с собой, — сказала она с застывшей на лице, словно высеченной резцом скульптора улыбкой. — Кусочек сырного пирога, например. Подарок от заведения.
Она подала знак Кэти, и та тут же поспешила в кухню. Судя по обеспокоенному выражению ее лица, девушка понимала, что происходит. За время беседы ни разу не был повышен тон и не проскользнуло ни одного резкого слова, но тем не менее это был решающий поединок, и все, кто это слышал — Джо Майнер из «Айленд Экскавэйтинг», начальник порта Роман Дэльгадо с женой Джен, Даника и Курт Фэллоус, владельцы гостиницы «Олд Депот Инн», и многие другие, — наверняка это поняли.
И только когда Эллис наконец оказалась в кухне, что-то внутри у нее дрогнуло и ее начало трясти. Она взялась за нож, но подошел Джереми и мягко его забрал.
— Давай лучше я, — сказал он. В его взгляде сквозило уважение.
— Осторожнее, он острый, — предупредила она, когда сын принялся дорезать зеленый лук, от которого ее отвлек приход Оуэна Уайта.
Он поглядел на нее с лукавой полуулыбкой:
— Расслабься, мама. Я знаю, что делать. Как ты думаешь, кто готовил, когда папа был в разъездах?
Он сказал это без всякого умысла, но Эллис восприняла его слова как новое неприятное напоминание о тех годах, что она отсутствовала, и о сборах за семейным столом, которые она пропустила. Как она уже успела заметить, Рэнди и Джереми в ее отсутствие жили как пара холостяков, лишенные домашнего уюта, а все из-за поступка, занявшего считаные секунды и ставшего несчастьем всей ее жизни.
— Пойду посмотрю, как там Кальперния, — объявила она, после того как с минуту бесцельно бродила по кухне в поисках какого-нибудь безопасного занятия, во время которого она не отрежет себе ненароком палец и не получит ожог третьей степени.
— Мама…
Эллис остановилась и повернулась к сыну, ожидая услышать от него что-нибудь, касающееся Оуэна Уайта, но он лишь спросил:
— Ты давно разговаривала с тетей Дениз?
— Буквально на днях, а что?
— Просто Райан ненароком обмолвился… Похоже, она слишком увлеклась этой штукой со Спринг-Хилл.
— А, ты об этом, — вздохнула Эллис. — Ты же ее знаешь, она все принимает близко к сердцу.
Эллис и самой это не нравилось. Как и Дениз, она больше всего хотела, чтобы последний уголок настоящей дикой природы на острове превратили в заповедник. С этим местом были связаны сентиментальные воспоминания о том, как она ловила головастиков в ручье и как бабушка водила их с Дениз туда гулять. Но сейчас у нее были заботы посерьезнее, чем грядущая застройка Спринг-Хилл.
— А что еще говорил Райан?
— Да так, ничего интересного.
Джереми принялся старательно крошить лук. Он казался Эллис озабоченным, и она подумала, что брат сказал ему что-то такое, о чем неудобно рассказывать. Наверняка это «что-то» было связано с напряжением, которое в последнее время возникло между Дениз и Гарри.
— Я ей сегодня позвоню и узнаю, как дела, — сказала Эллис.
Джереми, склонившись над разделочной доской, буркнул:
— Я, наверное, тоже позвоню.
Бульдозеры на земле, отведенной под застройку на Спринг-Хилл, появились неделю назад. Горстка активистов, которые приковали себя цепями к деревьям, добились только отсрочки неизбежного. Они бы продержались и дольше, но погода внезапно испортилась. Начались резкие перепады температуры, пошел дождь со снегом — в таких условиях даже самые стойкие вынуждены были уступить и позволить полиции себя расковать.
Дениз оказалась бы в числе протестующих, если бы в последний момент не вмешался Гарри и не заявил, что уже созрел для того, чтобы арестовать собственную жену. В конце концов Дениз все-таки осталась дома, но когда прислали бульдозеры, буквально погрузилась в траур. Рев машин доносился в стороне от главного тракта — они месили грязь на проселочных дорогах, которые из-за дождя превратились в кашу. По пути бульдозеры выкорчевывали деревья и выворачивали валуны, которые лежали нетронутыми, возможно, с момента формирования земной коры, когда отдельные пласты поднимались над уровнем моря, формируя рельеф. Дождь лил не переставая, и старожилы поговаривали, что это действует проклятие индейцев оркас, которые когда-то населяли этот остров и чьи предки были похоронены на Спринг-Хилл.
