Ника Муратова - Дом у янтарной сосны
Кирин отец был прав. Алекс нервничал. В отличие от Киры он воспринимал знакомство с родителями очень серьезно. Раз она решила представить его, значит, стала по-другому думать о нем. Если он не найдет общего языка с ее родителями, это, конечно, не сможет препятствовать их отношениям, но в значительной степени может их осложнить. И хоть Кира давно уже выросла из того возраста, когда выбирают себе пару с оглядкой на папу с мамой, все равно их мнение может сыграть важную роль.
Все оказалось намного проще, чем он навоображал. Ее отец, который виделся ему лощеным дипломатом строгих правил, оказался простым в общении, разговорчивым человеком. А мама, хоть и задавала вопросы с типично женским любопытством, делала это очень тактично и непринужденно. Кира чувствовала себя естественно, и вскоре Алекс тоже перестал ощущать скованность. Кира оседлала любимого конька – стала хвалить достижения Гурова.
– Алекс, между прочим, стал уже правой рукой шефа! Ковальчук от него просто в восторге, сам мне не раз говорил.
– Ну, ты преувеличиваешь. Крупные заказы я пока не беру.
– Только потому, что сам не поговоришь с Ковальчуком по этому поводу. Он все скромничает, – заявила она родителям. – Знает, что справится с любым заказом, но не хочет поговорить об этом с шефом. Что, я не права? – повернулась она к Гурову.
Тот пожал плечами.
– Вот взять, к примеру, ваш последний заказ, – увлеченно продолжала Кира. – У тебя ведь есть мысли, как его сделать, почему же ты молчишь? Ты должен представить свои идеи, взять на себя ответственность, показать себя! Чего ты боишься?
– Да не боюсь я ничего, просто как-то неудобно выскакивать по поводу и без. Шеф сам знает, на что я способен. Просто я еще не дорос до таких масштабов.
– Кира, ты, как всегда, в роли универсального советчика, – мягко заметил отец.
– Да нет же, просто Алекс скромничает! А я знаю, что он – талант. Ведь мой же дом он сделал!
– И очень красиво сделал, – вставила Светлана Георгиевна, подкладывая салат в тарелку Алекса.
– Ну вот и я о том же!
– Твой дом – другое дело, – несколько смущенно ответил Алекс. Ему стало неловко, что он стал центром дискуссии. Зачем Кира ее затеяла?
– Почему другое дело? Из-за оплаты? Так считай, что ты практиковался. А теперь настала пора для настоящего заказа. Хватит уже прибедняться!
– Да я не прибедняюсь, просто пытаюсь трезво оценить ситуацию.
– И все же поговори с Ковальчуком.
Отец кашлянул, многозначительно взглянув на Киру.
– Принеси, пожалуйста, чистые тарелки. Порежем арбуз.
Кира направилась на кухню, поглядывая на компанию за столом. Мама что-то опять спросила у Алекса про его семью, хотя Кира сто раз предупреждала ее не затрагивать эту тему, зная, как болезненно может он отреагировать. Ему потребовалось время, чтобы даже ей рассказать о матери. И то, чувствуя, как сильно на него действуют воспоминания, Кира избегала вопросов о детстве. Гораздо охотнее Алекс рассказывал о своих похождениях на свободе, и она лишь догадывалась о том перевороте, который в нем совершился.
Кира присела перед шкафом и стала вытаскивать тарелки, напевая себе под нос. Кухня на родительской даче давно уже исполняла роль еще и склада ненужных вещей. Здесь можно было найти все, что угодно, начиная от старых полотенец и до бабушкиного сервиза с чайником без носика. Зачем хранить чайник без носика, Кира никак не могла взять в толк. Но чем-то он был маме дорог, раз она до сих пор не выбросила его. За посудой в шкафу она увидела знакомую ажурную корзинку. Из нее их с Андреем осыпали конфетами на свадьбе. Как она здесь очутилась? Вся в пыли, тусклая и скучная в темном шкафу. Интересно, мама специально хранит ее или просто о ней все забыли? Даже атласный бант на ручке сохранился. Безмолвное свидетельство канувшего в Лету счастья. Кира прикусила губу. А ведь оно было – счастье, как бы много ошибок она потом ни наделала, это не перечеркивает того, что она была очень счастлива! Ох уж это прошлое...
Кира вытащила корзинку на свет и повертела в руках. Выбросить прямо сейчас? Или пусть живет? В конце концов, зачем она так старательно уничтожала все предметы, напоминающие об Андрее? Что хранит больше воспоминаний, чем сердце? Разве выброшенные на свалку вещи могут захватить с собой память? Пора уже спокойно воспринимать свое прошлое и не убегать от него. Услышав шаги, Кира запихнула корзинку подальше в глубь шкафа.
– Тебе помочь?
Папа зашел на кухню за ножом.
– Нет, уже иду.
– Я думал, ты не можешь отыскать тарелки в этом бардаке.
– Все, уже нашла. У вас тут целый склад. Архив, можно сказать.
– И не говори. Все не доходят руки разобрать этот хлам. Мама там занимает твоего молодого человека. Очень приятный парень, хочу тебе сказать. Держится так... с достоинством.
– Я рада, что он тебе понравился.
– Молод, конечно, очень.
– Но это же не было для тебя неожиданностью.
– Нет. Как и то, что ты диктуешь ему, как жить.
– Я? – Кира встала со стопкой тарелок в руках и уставилась на отца. – Я диктую?
– Конечно. Смотри, не увлекайся. Ты же знаешь, чем это может закончиться.
Папа вышел из кухни, а Кира так и осталась стоять, переваривая его слова. Что-то она действительно увлеклась и ступила на опасную тропу ментора. Сколько раз говорила себе, что не будет больше вмешиваться ни в чью жизнь, не будет пытаться заставлять людей поступать так, как ей кажется правильным! Сколько раз говорила, а все равно себя переделать не может. Вот с Левой ей превосходно удавалось оставаться нейтральной. Но не оттого ли, что Лева по большому счету был ей безразличен? Македонский – другое дело. Ей не все равно, как и чем он живет, как дела у него на работе, как движется его карьера, что он делает для своего будущего. Только вот отец прав – однажды она сильно обожглась на этом менторстве, и забывать об этом не стоит.
Она вернулась к столу, где отец только что воткнул нож в арбуз, и он звонко треснул, обнажив красную сочную мякоть с сахарными прожилками. Арбузный сок тек по рукам до самых локтей, и было сладко и бархатно во рту. Потом был кофе с шоколадными конфетами с коньяком, а потом мама увела отца помочь разобрать вещи в подвале, и Кира с Алексом остались одни доедать арбуз.
Алекс острием ножа убирал косточки из мякоти и протягивал Кире верхушки, самые сладкие. Она много смеялась и целовала его, не обращая внимания на его смущенные возгласы. Расправившись с арбузом, они убрали со стола, и Кира принялась мыть посуду, а он стоял рядом и вытирал тарелки большим полотенцем с вышитыми цветами. Свежий воздух опьянил и разморил, хотелось улечься где-нибудь в тени деревьев и уснуть.
– Македонский, – неожиданно серьезным тоном разрушила идиллию Кира. – Я вот тут подумала насчет Ковальчука...
