Лариса Кондрашова - Шоу для завистницы
— У меня тоже, между прочим, имеется телохранитель. Варсис его зовут. И он вступился за своего хозяина, когда эта сучка… на меня напала.
Вступился за своего хозяина! Да тебя оглоблей не перешибешь, козел! Алина, она же всего шестьдесят килограммов весила. А этот… небось не меньше ста двадцати! Но если бы мне позволили, я бы показала этому быку, как по-настоящему можно напасть.
— Я запрещаю вам употребление подобных выражений! — говорит Демидов.
И тут Загоруйко делает вид, что только теперь замечает меня.
— А это кто, ваша секретарша?
— Не отвлекайтесь, гражданин Загоруйко. Почему Алина Караулова, как вы говорите, на вас напала?
— А кто ее знает, — глумливо усмехается тот. — Может, она не в себе была, на всех бросалась.
Демидов лишь стискивает челюсти, так что желваки ходят. Это же надо, иметь столько терпения! Гнусный тип просто над ним издевается.
— А где в это время был Ефим Гершнер? — продолжает он допрос.
— Приехал к нему кто-то, — охотно рассказывает Загоруйко. — Сижу жду, а его нет и нет. Ну, слово за слово, начал, как ее, Алину, говорите, расспрашивать: мол, где она училась, у кого работает и нельзя ли мне ее нанять…
Он довольно ржет.
— …типа поохранять мое тело!
Этот Загоруйко просто отморозок какой-то. Мне делается страшно. Выходит, в нашей стране в результате мутации образовался такой вот тип, который никого не боится и ничего святого для него нет?
— И эта телка, в натуре, вот так голову вскидывает и говорит: «Нельзя!» Прикинь, я офигел: ну разных баб по жизни видел, а таких наглых — никогда. Я ей и выдал: кто она и что из себя представляет. И что я ее с потрохами могу купить. Телохранительница, блин! Баба может хранить мое тело только одним способом…
— То есть вы хотите сказать, что ничего не делали, а только сидели и в непристойных выражениях оскорбляли гражданку Караулову?
— Оскорбляли! — передразнивает его Загоруйко. — Подумаешь, фря!
Почему-то именно это странное слово, которого я прежде никогда не слышала, выводит меня из себя.
— Ну ты, шкаф безмозглый, — говорю я, — неужели никто до сих пор не попытался вырвать твой поганый язык?
Загоруйко пытается встать со стула, но Демидов орет:
— Сидеть, я сказал!
В дверь заглядывает какой-то лейтенант.
— Лень, может, на него наручники надеть?
— Чего вы, ребята, разволновались? Я же ничего не делаю, сижу себе, даю свидетельские показания… — примиряюще поднимает руки кверху Загоруйко. А когда лейтенант закрывает за собой дверь, обращается к Демидову: — Я чего-то не в курсах, капитан, вы ничего не нарушаете, позволяя этой бабе… я хотел сказать гражданке, здесь сидеть?
— Помолчи, Загоруйко, тоже мне законник выискался! А вы, гражданка Павловская, не провоцируйте обвиняемого! — строго прикрикивает на меня следователь. — Я же просил вас сидеть тихо и не мешать мне вести допрос.
— Павловская? — презрительно цедит Загоруйко, поворачиваясь ко мне всем торсом. — Это бандерша покойной, что ли?
— Молчать! — вскакивает со своего стула Демидов и хлопает кулаком по столу. — Молчать, иначе я таки вызову конвой!
Он двигает шеей, как будто ему жмет воротник, садится опять на стул и так же спокойно говорит:
— Продолжим. Итак, мы остановились на том, что вы говорили Карауловой слова, оскорбляющие ее честь и достоинство?
— Пусть будет так, — нехотя соглашается Загоруйко, — раз у современных проституток имеется честь и достоинство.
— Да кто тебе сказал, что она проститутка? — не выдержав, возмущаюсь я. — Порядочная девушка. Если хочешь знать, она даже с мужчинами не жила.
— За что и пострадала, — цедит он уже без улыбки.
— Продолжайте, — говорит ему следователь. — Мы отвлеклись. Итак, после ухода Гершнера вы остались в комнате со своим телохранителем, гражданином Варсисом Меликяном и покойной Карауловой?
— Именно. Я уж не помню, чего такого сказал, что она набросилась…
Не помнит он! Даже того, что он вспомнил, хватило бы вывести из себя даже ангела. Меня он давно уже вывел, и я вынуждена держать себя обеими руками, чтобы не выдавать бушующих во мне чувств.
— А как именно она на вас набросилась? — продолжает допытываться Демидов. — Применила против вас болевой прием?
— Пощечину дала, — нехотя поясняет Загоруйко.
— Пощечину, и только? — изумляется следователь.
— Что значит — и только? Да вы знаете, что впервые в жизни женщина осмелилась поднять на меня руку! И заметьте, не просто женщина, а женщина легкого поведения!
— Караулова не была женщиной легкого поведения, — опять ровным голосом сообщает Демидов, — это подтверждается показаниями свидетелей…
— Тех, что держали свечку? — откровенно издевается Загоруйко. — А иначе как можно свидетельствовать?
— Кроме допросов свидетелей, имеется официальное медицинское заключение, — тем же тоном продолжает следователь. — Караулова была девственницей.
Я вроде невзначай закрываю ладонью рот, чтобы не вскрикнуть. Девственница? В двадцать два года? А я… я даже не подозревала об этом. Почему ни разу я не поговорила с Алиной по душам? Не удивилась, что такая симпатичная девушка ни с кем не встречается?
Наверняка у нее в прошлом была какая-то тайна. Что-то произошло с ней до того, как она стала у меня работать, а я даже не потрудилась об этом узнать. Бандерша! До бандерши мне еще дорасти надо. В том смысле, что уж она подноготную своих девиц знает лучше родной матери…
Как заноза впилась мне в душу: а вдруг это я своим нелюбопытством невольно способствовала ее гибели?! Думать так страшно, и я стараюсь от этой мысли отмахнуться. Этак можно себя во всех мыслимых грехах обвинить…
Загоруйко тоже молчит. Куда в момент девается все его хамство и уверенность в безнаказанности? Он ошарашен. И не готов к такому исходу дела.
— Что было дальше? — опять спрашивает следователь.
— А что было, этого я вам не скажу! — бычится Загоруйко. — Требую адвоката!
— Будет вам адвокат, — соглашается следователь, — но от своих прежних слов вы, надеюсь, не отказываетесь?
— Не отказываюсь.
— Тогда подпишите протокол.
Загоруйко пробегает глазами исписанные листы и размашисто подписывает.
— А мне, честно говоря, ваш рассказ и не очень-то нужен, — хмыкает Демидов. — Вот у меня имеется протокол, подписанный вашим телохранителем: о том, что было дальше. Караулова дала вам пощечину, а Меликян подскочил сзади и схватил ее за руки. Вы нанесли Карауловой два удара в живот и один в голову, а когда она упала, стали бить ногами.
