Развод. Пусть горят мосты - Стася Бестужева
Ночью не могу уснуть. Ворочаюсь в постели, прокручивая в голове сегодняшний разговор. Как ловко Павел выставил меня виноватой во всём. Как умело давил на чувство вины, которое и так преследует каждую работающую мать. Как манипулировал детскими страхами и неуверенностью.
Тихий стук в дверь прерывает мои мысли. На пороге стоит Ника — в пижаме, с растрёпанными волосами, с покрасневшими от слёз глазами.
— Мам, — говорит она тихо, — можно к тебе?
— Конечно, — отвечаю, отодвигаясь на кровати и откидывая одеяло.
Она забирается под одеяло, как в детстве, прижимается ко мне. Её тело дрожит, и я понимаю, что она плачет.
— Папа говорит странные вещи, — шепчет она. — Когда думает, что я не слышу.
— Какие вещи, солнышко? — спрашиваю, гладя её по волосам.
— Он звонил кому-то, когда укладывал Даньку. Говорил, что скоро всё будет готово. Что мы будем жить с ним и «тётей Вероникой». Что ты... что тебе нужно «время, чтобы прийти в себя». Что ты «нездорова» и тебе «лучше пожить одной».
Каждое слово как удар под дых. Павел готовит почву — и не только для суда, но и для детей. Внушает им мысль о моей мнимой нестабильности, о своём праве забрать их.
— Это неправда, Ника, — говорю твёрдо. — Я совершенно здорова. И не собираюсь отказываться от вас.
— Я знаю, — она крепче прижимается ко мне. — Поэтому и пришла. Чтобы сказать... я с тобой, мам. Что бы ни случилось, я на твоей стороне.
Её слова — как луч света в тёмной комнате. Моя мудрая, чуткая девочка. Двенадцать лет, а понимает больше, чем многие взрослые.
— Спасибо, солнышко, — говорю, чувствуя, как к горлу подкатывает комок. — Но я не хочу, чтобы ты выбирала стороны. Вы с Даниилом — не оружие в нашей с папой войне. Вы — самое ценное, что у нас есть.
— Но папа хочет, чтобы мы выбрали, — говорит она с горечью не по годам. — Он всё время говорит, какой он замечательный, а ты... он говорит, что ты не справляешься. Что у тебя «проблемы». Что ты «невнимательна» к нам.
— И что ты думаешь? — спрашиваю осторожно.
— Я думаю, что он врёт, — она поднимает голову, смотрит мне в глаза. — Ты всегда была рядом. Всегда помогала с уроками, ходила на мои концерты, даже когда уставала после операций. А папа... он появлялся, когда ему было удобно. А теперь делает вид, что всё наоборот.
Мудрость этого ребёнка поражает меня.
— Ника, — говорю тихо, — что бы ни случилось, помни: я борюсь не против папы. Я борюсь за вас. За ваше право быть счастливыми, любить обоих родителей, не быть пешками в нашей битве.
— Знаю, — она снова ложится, устраивается поудобнее. — Можно, я останусь с тобой сегодня? Не хочу быть одна.
— Конечно, солнышко, — обнимаю её, укрываю одеялом. — Я всегда рядом. Что бы ни говорил папа, что бы ни решил суд — я всегда буду рядом.
Она засыпает, прижавшись ко мне, как в детстве. А я лежу, глядя в потолок, и думаю о том, что предстоит битва. Жестокая, грязная битва, в которой Павел не побрезгует ничем, чтобы победить.
Но я готова. Ради этой девочки, доверчиво спящей рядом. Ради Даниила с его открытым сердцем. Ради себя, наконец. Потому что пусть лучше горят мосты в прошлое, чем рушится будущее моих детей.
Глава 31
Кофе в больничной столовой, как всегда, отвратительный, но я пью его механически, не замечая вкуса. Уже две недели прошло с момента моего отстранения от операций, и каждый день тянется бесконечно. Консультации, бумажная работа, административные задачи — всё что угодно, только не то, ради чего я стала врачом.
— Лена, — голос заставляет меня поднять главу от чашки.
Андрей Смирнов, главный бухгалтер больницы, стоит с подносом в руках, неуверенно улыбается. Мы знакомы много лет, но никогда особо близко не общались — разные отделы, разные задачи.
— Привет, Андрей, — киваю я. — Присаживайся, если не спешишь.
Он садится напротив, несколько секунд молчит, явно подбирая слова.
— Слушай, — начинает он осторожно, — я слышал про твою... ситуацию. С мужем и всем остальным.
Внутренне напрягаюсь. Неужели мои личные проблемы стали предметом больничных сплетен?
— Что именно ты слышал? — спрашиваю нейтрально.
— Ну... что он подал на развод. Пытается забрать детей. — Андрей нервно потирает чашку. — И ещё что якобы с твоим психическим состоянием проблемы.
— Последнее — полная чушь, — говорю твёрдо. — А остальное... да, к сожалению, правда.
Он кивает, отпивает кофе, снова молчит. Чувствую, что он хочет что-то сказать, но не решается.
— Андрей, если есть что-то конкретное... — подталкиваю я.
— Есть, — он понижает голос, оглядывается. — Только это... деликатная тема. И опасная.
Сердце пропускает удар. Что может быть опасного в словах главного бухгалтера больницы?
— Говори, — прошу я.
— Твой муж... — он делает паузу, — Павел Федорков, владелец строительной компании "Федорков-Строй"?
— Он самый.
— Лена, я не знаю, стоит ли мне это говорить, но... у меня есть знакомый в налоговой. Хороший человек, честный. И вот он недавно упомянул твою фамилию. Сказал, что ведут проверку одной строительной компании. Подозрение в уклонении от налогов, двойной бухгалтерии.
Мир словно качнулся. Двойная бухгалтерия? Павел?
— Ты уверен? — спрашиваю, стараясь, чтобы голос не дрожал.
— Не на сто процентов, но... Лена, там речь о серьёзных суммах. Миллионы рублей неуплаченных налогов. Если докажут... это уголовная статья.
Андрей допивает кофе, встаёт.
— Я ничего тебе не говорил, понятно? — добавляет он тихо. — Но подумай... может, это информация, которая тебе пригодится.
Он уходит, а я сижу, уставившись в пустую чашку. Двойная бухгалтерия. Уклонение от налогов. Уголовная статья.
Вдруг в памяти всплывают эпизоды последних лет. Павел за компьютером поздним вечером, когда думает, что все спят. Его раздражение, когда я случайно заходила в кабинет во время его телефонных разговоров. Странные визиты людей в дорогих костюмах, которых он представлял как "партнёров" и с которыми запирался в
