Клубничный Яд - Дж. Л. Кенна
Теперь Бьянка Росси со мной. И со мной она останется.
— Ладно, — его ирландский акцент становится сильнее, когда злость усиливается. — Она остается с тобой, договорились. Я расскажу Хулиганам, что сделал Килан. Скажу, что поддерживаю твои действия. Килл, я скажу им, что мы давно за ним наблюдали, и это была его последняя ошибка. Не могу позволить, чтобы они думали, что ты сорвался из-за итальянской птички. Это вызовет недоверие, с которым мы не сможем справиться. И, Килл?
На линии наступает напряженная пауза.
— Нам нужно будет встретиться и поговорить о плане с итальянцами. Ты уверен, что она не побежит к своему отцу? Не расскажет ему, что произошло?
— Я уверен. И если война придет к нашему порогу, я смогу справиться с последствиями.
— Ладно. Надеюсь, что до этого не дойдет. Но если это случится, тебе понадобятся люди, те, которых ты не хочешь называть братьями, — после этой фразы снова наступает тишина, когда я не отвечаю.
Он не ошибается, я это знаю.
— Возьми пару дней. Пусть это дерьмо уляжется, а потом поговорим.
— Конечно, — говорю я, затем касаюсь экрана телефона, прерывая звонок. Положив телефон на столешницу, я глубоко вздыхаю. Ухватившись за край кухонного острова, я наклоняюсь вперед, опустив голову, обдумывая все возможные исходы этой ситуации. Я не наивен, чтобы верить, что всё разрешится радужно и со взаимными рукопожатиями. Я думаю о том, не подвергаю ли я Рыжую еще большей опасности, пытаясь защитить ее.
— Проклятье, — выдыхаю я, сжимая пальцами гранитный край.
Что мне делать с Бьянкой?
Я не знаю, но она останется со мной. Это не подлежит обсуждению. Она не будет в безопасности, если останется одна. Ее связь с нами, с Хулиганами — со мной, их Жнецом — может привести к смерти как от ее собственных людей, так и, возможно, от наших врагов. Люди ее отца наверняка уже ищут ее. Люди Лоренцо Моретти тоже, вероятно, пытаются ее найти, чтобы доставить к нему.
Моретти. Еще один человек, который считает, что имеет право на то, что принадлежит мне.
Однажды я брошу монету, а он будет стоять на другой стороне. Я позволю ему думать, что он может обменять свое достоинство на жизнь, и заставлю его умолять. Но мы оба знаем, как это закончится — монета всегда падает в мою пользу.
Наилучший исход для меня? Жених Бьянки с пулей во лбу.
Услышав напряжение в голосе Килла, я тихонько выбираюсь из постели, чтобы подслушать его разговор с порога спальни.
«Если хоть кто-то приблизится к ней, я спалю вашу контору к чертовой матери вместе с вами».
Слова, которые Килл произнес человеку, находящемуся на другом конце телефонного звонка — Шону, именно так он его поприветствовал при ответе на звонок, — уже три часа не выходят у меня из головы.
Что, он теперь и с собственными людьми воюет? Он идет против них из-за меня?
Осознание, что он заступается за меня перед своим дядей — лидером Хулиганов, — вызывает тяжелое чувство в животе, как будто туда положили железную плиту. Я так долго мечтала о Килле, сходила с ума от желания почувствовать его губы на своих, но теперь… мы с ним под запретом. И я боюсь, что мы зашли слишком далеко.
Я не могу разрушить его мир.
Я не могу быть причиной, по которой он пойдет против своего дяди и отвернется от своих братьев.
И нельзя забывать о том, что он сказал про «итальянцев», про мою семью:
«Если они выйдут за рамки, я всех их уничтожу, пока никого не останется».
Джино, мой кузен. Все мои кузены. Они — люди, сформированные обстоятельствами нашей жизни. У них нет выбора, нет другого пути, кроме этого. Я обязана своей семье — своим телом, своей утробой. А мужчины выполняют свой долг, отдавая жизни.
Мы все — заключенные.
Стоя у изножья кровати Килла, в его мешковатых спортивных штанах и огромной футболке, я сжимаю в руке туфли, а через плечо перекинут рюкзак, слезы жгут мне глаза.
Я не могу остаться. Но, приняв решение уйти, я чувствую пустоту. Будто выбрала неправильно. Будто оставляю часть себя позади.
Я смотрю, как его татуированная грудь наполняется воздухом, а затем с тихим выдохом опадает. Ком в горле настолько большой, что его трудно проглотить. Он ошибся, когда сказал, что я пытаюсь найти в нем хоть каплю человечности, что-то, за что можно зацепиться, чтобы его починить. Он не прав. Я не хочу исправлять его Тьму, я хочу в ней утонуть. Использовать ее, чтобы исправить себя.
Но теперь я боюсь, что всё это не имеет значения. Я обманывала себя, думая, что готова на отношения — хоть какие-то, — с таким мужчиной, как Киллиан Брэдшоу. И если быть честной до конца, я сама влезла в его жизнь.
Я украла его монету.
Я спряталась в багажнике его машины.
Я соблазняла его, крутилась перед ним, чтобы привлечь его внимание. И добилась этого.
И вот что из этого вышло.
Я видела, как он повесил голову, когда закончил разговор с Шоном. Слышала ту обреченность в его голосе, когда он прошипел: «Блядь», и швырнул телефон через стол. Понятно, что он разрывается. Он чувствует за меня ответственность, я уверена. У него доброе сердце, которое хочет защищать, и я дала ему того, кого нужно оберегать. Если я уйду сейчас, он, наверное, почувствует облегчение. Облегчение от того, что не придется больше думать о том, как меня уберечь, пока он ведет свои дела с моим отцом. Ему не нужно будет идти против своих братьев. Он сможет вернуться к своей жизни до меня.
А я смогу начать жизнь без такого дерьма вокруг. Без мафиози, без Хулиганов, без ирландских киллеров…
Так будет лучше для нас обоих.
Сорвем этот гребаный пластырь, и никто не пострадает. Кроме меня, разумеется.
Тихо прокравшись в гостиную, я бросила взгляд на дверь в кабинет Килла. Босиком пересекла деревянный пол и толкнула дверь, вздрогнув, когда петли издали тихий скрип в тишине.
Открыв ящик стола, я не нашла ничего, кроме папок, так что открыла другой. Сердце замерло, когда я увидела пистолет и пачку купюр, скрепленных золотой прищепкой для денег.
Слезы, которые я сдерживала с того момента, как решила уйти, начали катиться по щекам. Я быстро их стерла и сунула деньги в задний карман. Я не смогу далеко уйти без денег и работы. Мне
