Бурбон и ложь - Виктория Уайлдер

— Почему ты вообще здесь? Хэдли ясно дала понять, что тебе здесь не рады, — рычит Линкольн. — Думаешь, она не сообщит об этом своему отцу?

— Я здесь не ради нее. — Он ухмыляется. — Нет, я пришел ради этой маленькой сладкой задницы. Маленькой нью-йоркской девочки.

О чем, блядь, он говорит?

Линкольн спрашивает:

— Хочешь, чтобы я прочистил ему мозги?

Он качает головой.

— Жаль, правда. Я подумал, что попробую прокатить ее, прежде чем она получит то, что ей причитается.

Эйс подходит ко мне.

— Если ты не собираешься, я сделаю это.

Я бросаю свой телефон охраннику.

— Брэди, если он не придет в себя через два часа, позвони в полицию и попроси их приехать.

Я делаю шаг вперед, не давая Вазу шанса осознать, что происходит. Я бью его прямо в нос, и хруст, который он издает, а затем струйка крови, которая стекает из него, дает мне понять, что я попал именно туда, куда планировал.

— Это один.

— Ты, блядь, сломал мне нос, — кричит он, закрывая лицо и отдергивая руки, чтобы посмотреть на залитые кровью пальцы.

— Теперь я заставлю тебя месяц мочиться кровью.

Я маню его к себе пальцем. Этот тупица взбешен настолько, что решает замахнуться и нанести удар, но я двигаюсь слишком быстро для него, и, когда он бросается, я наношу удар прямо ему в бок. Он падает на землю, когда подъезжает черно-белый автомобиль с включенными фарами, но без сирены. Это не заняло много времени. Я знал, что в нескольких кварталах отсюда патрульная машина ждет всех пьяниц, которые хотят затеять драку или сесть за руль, когда «Midnight Proof» закроется.

Коп-новичок оттаскивает Ваза и сажает его на заднее сиденье машины. Другой коп — мой друг, приятель по академии, кивает мне.

— Полагаю, ты не видел, что здесь произошло, Фокс?

Я засовываю свои окровавленные костяшки в передние карманы.

— Он вел себя неподобающе в баре и получил по заслугам. Должно быть, и здесь кого-то разозлил.

— Один из недостатков этой работы, — коп смотрит через мое плечо на Линкольна, а затем снова на меня, — нельзя ударить парня, который действительно напрашивается на это. — Он сдержанно улыбается и кивает. — Спокойной ночи, сэр.

— И тебе, Кортес. — Пока они отъезжают, мои мысли крутятся вокруг слов Ваза о Нью-Йорке. Меньше всего мне следовало бы прислушиваться к нему, но он был слишком конкретен. Упоминание Нью-Йорка не имело никакого смысла, если за этим не скрывалась правда, и, значит, прикрытие Лейни в программе защиты свидетелей не такое надежное, как должно быть.

— Ты вернешься? — спрашивает Линкольн у меня за спиной.

Я опускаю взгляд на свою руку.

— Нет, я немного пройдусь. Подышу воздухом. — Мне нужно проветрить голову. Лейни прекрасно справится сама. Этой женщине не нужно, чтобы кто-то бросался к ней на помощь и защищал ее, но, черт возьми, мне было приятно разобраться с этим. Как только я увидел, что Ваз подошел к ней ближе, перед глазами появилась красная пелена.

Мои чувства к ней, — не то, что я планировал, но это случилось. С окровавленными костяшками пальцев, я схожу с ума от мысли о том, от кого она прячется, и осознания, что не могу отойти в сторону. Да я и не хочу. Линкольн прав, только «одержим» — не то слово. Влюбленность в нее всепоглощающая.

Он кричит через плечо:

— Напиши мне, если захочешь, чтобы я подвез тебя домой. Пойду узнаю, готов ли Эйс ехать.

Не знаю, как отреагировали бы мои братья, узнай они о том, что происходит между мной и Лейни Янг. Я доверял им практически все: от первого поцелуя с девушкой до момента, когда решил, что хочу бросить семейный бизнес и поступить в полицейскую академию. Они всегда были самыми важными людьми в моей жизни. Но прошло уже много лет с тех пор, как я делился с ними всем этим. Они даже не знали о Фионе, пока ее не стало. Эйс, возможно, догадывался, но ничего не говорил. Я боюсь, что если я облеку свои чувства к Лейни в слова, то все пойдет не так, как надо.

Дело не столько в том, что они узнают, сколько в этом дурацком проклятии, которое постоянно витает над нашими головами. В дополнение к тому, что Лейни может быть в реальной опасности. И если эта опасность окажется слишком близко, мне придется с ней попрощаться. Эйс, возможно, и принял ее здесь, но я знаю своего старшего брата; он наверняка предупредил Би, что, если неприятности окажутся на нашем пороге, ей придется уехать. Независимо от того, одобрит это служба защиты свидетелей или нет.

Я настолько погружен в размышления и не обращаю внимания на то, куда иду, что, когда дохожу до «Hooch», смотрю на вывеску с удивлением. Я вижу Дела, сидящего за стойкой. Сегодня не вечер жареных ребрышек и не покер, но он не часто готовит сам. Раз уж он все равно здесь, мне пригодятся его мысли по этому поводу. Когда у меня появляются идеи или догадки, всегда полезно обсудить их с ним. Он сможет мне помочь. Я ему доверяю.

Колокольчик на входной двери звякает, когда я вхожу, и единственные люди, которых я вижу здесь, кроме Марлы и Дела, — группа ребят, вернувшихся из колледжа, в дальней кабинке.

Я хлопаю его по спине, и тут же понимаю, почему он здесь. Что я пропустил. Черт, как я мог забыть? Я смотрю на специальную доску, где Марла обычно пишет дату, и, конечно же, сегодня 2 июля. День рождения Фионы.

— Сегодня ей исполнилось бы тридцать четыре, — говорит он, держа перед собой большой кусок чизкейка.

Как я забыл? Я никогда не забываю.

— Я думал, ты забыл, — говорит он, и его голос становится тише, когда он вытирает щеку. Слишком быстро, чтобы заметить слезу, но я знаю, что она там была. У меня внутри все сжимается от мысли, что, увидев меня, он почувствовал облегчение. А когда я увидел его, то почувствовал себя виноватым.

Я прочищаю горло и сажусь рядом с ним, сжимая его плечо. Я сожалею.

Мы никогда не говорили о том, что происходило между мной и Фионой. Мне казалось неправильным, что я влюбился в его дочь после нескольких месяцев тайного секса и ни разу не пригласил ее на обычное свидание, потому что мы скрывали наши отношения. Но он знал. Мне не нужно было говорить ему, что я люблю ее. Всем