С любовью, сволочь (СИ) - Татьяна Рябинина
Условия приема в ординатуру опубликовали еще в марте. Бюджетных мест на акушерство и гинекологию в Питере открыли так мало, что рассчитывать на что-то не имело смысла. На платную денег впритык хватало, но и таких мест было немного. Оставалось только подать заявку на целевой набор. При этом я прекрасно понимала, что даже при ее одобрении и удачной сдаче аккредитации выбора не будет. Без персонального запроса отправят в какую-нибудь захудалую больницу или роддом — там и зависну на пять лет. Однако помощь пришла оттуда, откуда я и не ждала.
Чтобы подать заявку в комитет по здравоохранению, нужна была бумажка от кафедры. Там оказался Чумак, который меня вспомнил. Расспросил, подумал и предложил ординатуру в клинике своей дочери.
— У нас там гинеколог на два дома работает, нужен второй. Вырастим бабу-ягу в своем коллективе.
— А разве частные клиники могут брать ординаторов? — удивилась я, пытаясь вспомнить, что это за мем про бабу-ягу.
— В принципе, нет, — усмехнулся он. — Но если нельзя, но очень хочется, то можно. И учти, что зарплата будет небольшая, а уволиться до конца срока не получится. Только если полностью вернешь оплату. Главное — аккредитацию хорошо сдай, иначе не пропустят.
Косте этот вариант не очень понравился. Почему-то он думал, что я пойду двигать науку.
— Залипнешь практиком — и все. Будешь кандидатскую сто лет на соискательстве писать.
— Кость, я вообще не уверена, что буду что-то там писать, — отбивалась я. — Не хочу преподавать. Хочу врачом быть. Людей лечить.
— Попадешь на поток — живо желание пропадет.
— Но надо же кому-то и это делать. И потом это не районка, а вполне приличная клиника. Ее владелец нам гинекологию читал. То есть он уже не владелец, там его дочь хозяйка. Я, конечно, подам еще и на бюджет, в институт Отта. Но это безнадега. Даже если идеально сдам, все равно баллов не хватит.
— А потому что надо было научной работой заниматься, Маша. Получила бы дополнительные.
— Да, Костя, мне надо было порваться на много маленьких медвежат. И все равно не хватило бы. Сейчас с дополнительными проходят те, кто не поступили раньше и отсидели в поликлиниках участковыми терапевтами. Им за стаж начисляют.
— Ой, да делай как знаешь, — отмахнулся он и уткнулся в телефон.
Пожалуй, это была наша первая ссора. Даже не ссора, а так, мелкая терка. По сравнению с тем, как мы ругались с Севкой, вообще ничто. Но почему-то осадок остался неприятный.
Для подачи заявки на конкретное место нужен был запрос от потенциального работодателя, и я поехала в клинику «Норд-вест-Центр» на беседу с дочерью Чумака Тамарой Григорьевной. Учитывая его возраст, ее я представляла дамой в годах, но в кабинете сидела красивая цветущая женщина немного за тридцать. Можно было только посочувствовать ее пациентам, приносящим на прием свои письки с венеричкой.
Ох, как она меня потрепала! Задала миллион вопросов, изучила вдоль и поперек мою зачетку, зацепила взглядом кольцо на пальце и поинтересовалась, не собираюсь ли я замуж. Услышав утвердительный ответ, усмехнулась:
— Надеюсь, Мария Васильевна, вы понимаете, что подписываетесь на крепостную зависимость? И если уйдете в декрет, она продлится ровно на такое время, сколько будете отсутствовать. Если не пугает, сразу после аккредитации можете подавать заявку. Придете, я оформлю запрос.
С этим прояснилось, и теперь мне нужно было только сдать госы, получить диплом и пройти эту чертову аккредитацию. Я снова засела за учебники по акушерству и гинекологии — помимо всего прочего. Апрель канул в никуда.
— Маша, поздравляю, дорогая, — Костя позвонил мне первого мая утром, и я даже не сразу сообразила, что у меня день рождения. — Я на семь часов столик в «Виктории» заказал.
— Спасибо, — зевнула во весь рот. — Хорошо, встретимся там.
Нажав на отбой, я заметила значок нового сообщения в воцапе. Оно оказалось с незнакомого номера. Открыла — и внутри все оборвалось.
Под стандартной картинкой с безликими цветочками и банальным поздравком было написано:
«С днем рождения, Маша. С любовью, сволочь».
Сева
— Диего, когда эта пиявка высосет тебя досуха и ты придешь ко мне плакаться в жилет, я тебе напомню. А я, скажу, говорил, но ты меня не слушал.
— Куда приду? — удивился он, не поняв дословно переведенную на английский идиому.
— Жаловаться. Ты правда думаешь, что это великая любовь?
— Сэв, ты идиот, — расхохотался Диего и опрокинул в глотку половину пивной кружки разом. — Кто говорит о любви? Она хочет гринкарту, а я хочу трахать красивую бабу, которая будет заниматься хозяйством и не станет лезть в мою жизнь. При разводе она уйдет в тех же трусах, в которых пришла. Я слышал, у вас брачный контракт пустая формальность, а здесь это закон.
— А если дети?
— Какие еще дети? Я умею надевать chubasquero. Детей я захочу не раньше, чем смогу обеспечить им достойное будущее. А это будет еще не скоро. С Элли у нас договор: как только она получает грин, мы разводимся. Если, конечно, не передумаем. Мало ли что может случиться. Вдруг нам понравится быть женатыми.
Мы сидели в баре вдвоем — импровизированный псевдомальчишник. Утром Диего должен был зарегистрировать брак с Элькой. Никакой свадьбы он не планировал и даже, кажется, не поставил в известность свою родню, которая вряд ли одобрила бы женитьбу на какой-то там русской. Я так и не понял, на хера ему это понадобилось. По всему выходило, что как раз именно на хер и понадобилось.
Тогда, пять месяцев назад, я так и не ответил на ее соблазнительное предложение. Вроде бы по-человечески Элькино желание зацепиться в Пиндостане было понятно, рыба ищет где глубже. Но зная ее натуру, я понимал, что отделаться от нее потом будет сложно. Одно дело трахаться в охотку, совсем другое — семья. Как бывает, когда муж и жена живут каждый своей жизнью и изредка пересекаются в постели, я насмотрелся в детстве. Себе такого не хотел. Когда на следующий день Элька попыталась вернуться к ночному разговору, я потребовал тайм-аут на подумать.
Признаться, тогда я все же колебался. Промелькнуло такое: почему бы и нет? Она веселая, забавная, с ней
