Бог Войны - Рина Кент
— Попробуем еще раз. Говори: «Я обещаю быть послушной и одеваться прилично».
— Н-нет.
На этот раз его рука опускается на мою ягодицу, и я вздрагиваю несмотря на то, что по моим венам разливается незнакомое чувство.
— Еще раз.
— Нет…
Его ладонь касается моей киски с таким сильным шлепком, что я пошатываюсь, мои щеки вот-вот вспыхнут от жара, и все же мое возбуждение становится таким сильным, что я чувствую, как оргазм нарастает с порочной интенсивностью.
— Неправильный ответ. Мы можем заниматься этим всю ночь, Ава.
— Это все равно «нет».
Три удара подряд обрушиваются на мою задницу, и я вскрикиваю, мои губы дрожат, а киска такая мокрая, что возбуждение капает между бедер.
— Похоже, тебе нравится твое наказание. Интересно, — он раздвигает мои бедра, и я вижу, как он встает на колени позади меня.
Я стону, когда он хватает меня за ягодицы, впиваясь пальцами в синяки на коже.
А потом он ныряет вниз, его язык опустошает мою набухшую киску. Мой нос погружается между страницами книги, слезы, сопли и слюни уничтожают мягкую обложку так же тщательно, как Илай уничтожает меня. Запах моего возбуждения смешивается с затхлым запахом книг, создавая пьянящий аромат, наполняющий воздух.
Его язык грубый и в то же время нежный, искусно ласкает мою киску. Текстура книжных страниц царапает мой нос, усиливая переполняющие ощущения. Он сосет мой клитор, пока давление не становится невыносимо сильным. За веками пляшут белые звездочки, а я хнычу, делая короткие, прерывистые вдохи.
— Илай… О, черт, пожалуйста…
Он отрывает губы от моего клитора.
— Скажи это еще раз.
— Пожалуйста…
— Мое имя. Произнеси мое имя, когда будешь кончать мне на лицо.
Он просовывает язык в мою дырочку, и я бесстыдно трусь о его лицо, раскачиваясь взад-вперед.
— Илай… я кончаю, кончаю.
Оргазм настигает меня с такой силой, какой я еще не испытывала. Он такой же интенсивный, как тогда в уборной, но… более мощный.
Пульсирующая боль смешивается с удовольствием, которое он выжимает из меня, превращая в катарсис14, даже чуждый.
Это момент чистой, пульсирующей несдержанности, словно огонь, пронизывающий каждый дюйм моего тела, воспламеняющий мои чувства и растапливающий мои запреты.
Мне кажется, я никогда не смогу оторваться от этого кайфа, и на какое-то время я, кажется, теряю всякое ощущение реальности. Когда я снова прихожу в себя, то падаю вперед, страницы книги прилипли к моей щеке, а мое испорченное платье падает вокруг меня клочьями.
Илай снова переворачивает меня, как куклу, и опускается на колени, одаривая аурой божества.
Я вижу, как мои соки блестят на его треснувшей губе, и это почему-то вызывает во мне странное чувство пустоты.
Кто сделал это?
Неужели он целовал какую-то другую женщину за моей спиной?
— Ава? — спрашивает он со своим обычным спокойствием, хотя на лбу у него проступают две морщинки. — Ты меня слышишь?
Я протягиваю свои связанные руки к его лицу.
— Кто это сделал?
Какое бы беспокойство ни охватило его, оно исчезает в тумане, когда он хватает меня за руки, прежде чем я касаюсь его, и, хотя он развязывает узел, этот отказ почти уничтожает меня.
Нежно, но бесстрастно он массирует красные следы от галстука, оставленные на моей коже, а затем отпускает мои руки, словно безжизненные змеи.
— Это не должно тебя волновать.
Он встает, бросает на меня последний загадочный взгляд и выходит из комнаты, оставив меня с пульсирующим и колющим чувством отвержения.
Илай покинул дом в ту ночь, когда разбил мой мир вдребезги, и уехал в командировку в Штаты на целую неделю.
После его стремительного ухода из библиотеки, дома и моего непосредственного окружения единственной формой помощи, которую я получала, была помощь Сэм.
Она застала меня в спальне в задравшейся ночнушке, когда я смотрела на его сердитые покрасневшие розовые отпечатки на моей заднице. Она принесла успокаивающий гель, таблетки и свое обычное равнодушное лицо.
Впервые я порадовалась ее безэмоциональному существованию, потому что не могла вынести стыда, который наверняка был написан на моем лице.
А еще она, наверное, съела кусок моего торта в знак сострадания за все те часы, которые я потратила на то, чтобы приготовить ему этот глупый обед, который он так и не съел. Я вылила суп в унитаз и выбросила торт в мусорное ведро, словно хороня унижение, терзавшее каждый уголок моей души.
Всю неделю я чрезмерно тратила деньги Илая, пичкала ими благотворительные фонды, чтобы очистить его сатанинскую душу, и занималась на виолончели усерднее, чем когда готовилась к конкурсу.
После последнего выступления меня снова позвали сыграть на некоммерческом мероприятии, и, кажется, я справилась. На этот раз цветов он не подарил, но прислал сообщение.
Железный Человек: Слышал, ты сегодня играешь.
Ава: Чем обязана такой чести? Ты наконец-то вспомнил, что я существую?
Железный Человек: Удачи.
Ава: Это тебе понадобится удача, когда я доберусь до тебя.
Железный Человек: И что ты будешь делать? Когда доберешься до меня, я имею в виду.
Ава: О, ничего особенного. Выколю тебе глаза, для начала.
Железный Человек: Не слишком хороший стимул для меня оказаться в твоем окружении.
Ава: Это потому, что ты трус, дорогой муж. Ты не можешь справиться со мной, поэтому убегаешь как можно дальше. Почему бы нам не развестись и не избавить нас обоих от лишних хлопот?
Железный Человек: Слово на букву «Р» не произойдет, так что лучше вычеркни его из своего лексикона. И дело не в том, что я не могу с тобой справиться. Все наоборот.
Ава: Это ты уехал, а не наоборот.
Железный Человек: ?
Ава: ??????
Железный Человек: Лучше не буду волновать тебя перед выступлением.
Ава: Я тебя ненавижу.
Железный Человек: *эмодзи большого пальца*
Ава: Если ты не вернешься до завтра, я съеду.
Итак, я хорошо справилась с этим выступлением, в основном потому, что была на взводе и так разозлилась, что взяла аллегро на ступеньку выше. Мне хватило смелости пригласить и родителей, и свекров. Оглядываясь назад, можно сказать, что это было довольно глупое решение, учитывая, что папа терпеть не может дядю Эйдена.
Хорошо, что я заказала отдельную комнату в азиатском ресторане, предназначенном только для членов клуба, так что, по крайней мере, остальные гости не вызовут полицию.
Пока я сижу между мамой и тетей Эльзой — обе женщины одеты элегантно в потрясающих коктейльных платьях и с шикарными прическами, — папа и дядя Эйден, сидящие напротив нас, больше озабочены тем, что глазеют друг на
