Первая любовь (СИ) - Мари Князева
Я промаялся во дворе полдня, бродя от одной хозпостройки к другой, машинально выполняя какие-то действия, но больше думая-думая-думая. Как достало это навязчивое состояние, просто сил нет! Заметив, как соседка-мучительница входит с улицы в свою калитку, я не сдержал порыв и бегом кинулся следом.
— Маша!
Она так вздрогнула от моего окрика, будто ее землетрясением встряхнуло.
— Глеб… — прошептала Манюся еле слышно.
Черт! Выглядит все так же невинно и беззащитно, как и прежде, хотя я видел ее истинную суть…
— Он уехал! — перешел я сразу к делу, не старясь даже сделать интонацию помягче.
— Кто?
— Ты сама знаешь! Уваров!
— А… да, уехал.
— И? Вернется скоро?
Она выглядела растерянной:
— Нет… Не знаю… Не говорил такого… Почему…
Но я не стал ее слушать:
— И в чем тогда смысл?
— Смысл чего? — наконец девушка покраснела, тем самым как бы признаваясь, что понимает, о чем речь.
— Ты знаешь! — повторил я с нажимом.
— Я… мы… просто прощались… Глеб, что в этом ужасного?
— Прощались… — повторил я ядовито. — Значит, вы так прощаетесь…
Со мной как-то такого ни разу не получилось… ни приветствия, ни прощания, хотя мне она сказала, что я для нее более особенный, чем этот кусок г*вна!
Я разочарванно покачал головой и ушел обратно к себе. Нет, мне с этой девочкой не по пути. К черту! Все к черту!
Я пометался немного по комнате туда-сюда, но не мог успокоиться, и в конце концов отправился к одному приятелю, батя которого гонит самогон. На выпивку из магазина денег у меня не было. Темыч очень удивился моему приходу:
— Да ты че, чувак? Квасить в такую рань? Мне еще батрачить и батрачить…
— Ладно, дай мне шкалик, и я пойду.
— Ага, щас, держи карман шире!
Мы с ним стащили из подпола здоровенную бутыль самогона градусов под сорок, банку соленых огурцов и шмат сала и спрятались от его предков на чердаке. И надрались в дым.
— Все бабы — шл*хи! — вещал Темыч заплетающимся языком.
Конечно, мы не смогли миновать эту тему, хотя я и не называл ни имен, ни обстоятельств. Просто сказал, что разочарован в женщинах.
— И что делать? — искренне обратился я к нему за советом. — Совсем не общатьсяс ними? Жить всю жизнь одному?
— Зачем одному? Пользуйся на здоровье! Получай от них то, что хочешь — и чао-какао! Другого способа нет, если не хочешь, чтобы тебя кинули, так или иначе.
— Пользоваться… — я попробовал это слово на вкус — и он был отвратительным. Хуже, чем у самогона. Горьким, мерзким. А с другой стороны, какие варианты? — Но ведь моя мать… как-то же батя ее нашел? Значит, существуют приличные женщины…
Темыч махнул рукой:
— Одна на миллион! У нас в стране 150 миллионов людей, значит, на них приходится 150 приличных баб. Вычитаем мелких, старых и занятых. Получается человек пять. Ну, братан, успехов тебе в поисках…
Я фыркнул:
— Откуда ты статистику взял?
— Да это неважно! Использование баб никак не помешает тебе искать ту самую единственную приличную. Она просто даст тебе по морде, когда полезешь. А остальные это любят. Зуб даю, чем ты жестче под юбку лезешь, тем больше они кайфуют и охотнее позволяют!
Ну, Темыч, ну, голова! — подумал я спьяну. Вдрабадан, кстати. Но критическое мышление отключилось не полностью:
— Погоди, а если она потом не захочет со мной даже разговаривать? Ну, приличная, которой я попытался под юбку залезть, а она мне по морде припечатала?
— А ты сам не будь г*вном — и все у вас получится.
Вопрос о том, не г*вно ли лезет каждой встречной барышне под юбку, как-то не добрался до трезвой части моего мозга, и план созрел. Сердечно поблагодарив товарища за угощение и душевную беседу, я пошатываясь отправился к дому. На улице неожиданно оказалось темно. В доме Сорокиных не горело ни одно окно, и мне пришел в голову гениальный план: залезать под юбку спящей барышни намного удобнее, чем бодрствующей. Я только не учел, что координация моя нарушена, и я не так ловок, как обычно.
Вроде я все делал правильно, но сетка не желала сниматься. В конце концов, она громко жалобно скрипнула, и одно из креплений треснуло под моей рукой. В комнате зашевелились.
— Глеб! — шепотом воскликнула Манюся. — Ты что здесь делаешь?
Она подошла к окну.
— Поговорить хочу! — буркнул я. — Про спелеологию…
Я отбросил сетку и попытался привычным ловким движением запрыгнуть в окно, но вместо этого зацепился ногой и чуть не повалился назад, на спину, на рыхлую землю Сорокинского палисадника. Впрочем, она уже изрядно притоптана мной… Восстановив равновесие, я уверенно приказал Маше:
— Иди сюда! — и протянул ей руки.
Манюся поколебалась немного, но, как и предсказывал Темыч, осторожно спустила ножки наружу и, оттолкнувшись руками от карниза, соскользнула в мои объятия. Я не хотел больше болтовни и прочих дурацких прелюдий. Поставил девушку на землю, схватил ее одной рукой за попу, а другой вообще полез в шортики. Манюся запищала, отчаянно трепыхаясь:
— Глеб, ты что творишь!
— Будто ты не видишь! — недовольно отозвался я, опять прихватывая ее за талию, чтоб не вырвалась.
— Как ты смеешь? Что ты себе позволяешь? — заладила она одно и то же.
— Рот закрой! — вспылил я. — Мне нельзя, а ему можно? Ты целуешься со всеми подряд, а я слишком особенный?
Она ничего не ответила — влепила мне звонкую пощечину, которая оказалась на удивление болезненной. Я так растерялся, что расслабил руки.
— Подлец! Мерзавец! Негодяй! — запищала Манюся, вырвавшись из моих объятий и решительно топая куда-то на двор. — Убирайся! И больше никогда! Слышишь? Никогда ко мне не приходи! Дурак! Чудовище!
Глава 20. Просто поговорить
МАША
Я не могла поверить своим ушам, когда Глеб обвинил меня в таком… таком! Разве Денис лапал меня во время танца? А больше я никогда в жизни с ним не обнималась…
Я искренне злилась на этот акт вопиющего неуважения, никак не принимая во внимание шедший от Глеба яркий запах перегара. Хотя, почему не принимая? Еще как принимая! Это было, на мой взгляд, отягчающее обстоятельство! Мерзавец! Напился водки и пришел требовать… удовлетворения своих низменных потребностей… а я кто? Девушка легкого поведения?!
Я долго не могла уснуть, кипя от негодования, а когда наконец забылась, то подскочила совсем скоро — в шестом часу — оделась и побежала к Дине. Она ведь,
