Элейн Ричардс - Магнат
— Я поведу машину, — сказал он.
Он помог приятелю перетащить Эда на заднее сиденье машины, и там усатый еще несколько раз ударил Эда. Тот застонал от тупых ударов и потерял сознание, а усатый прислонил его к спинке сиденья. Блондин устроился на месте водителя и включил передачу.
Усач посмотрел на Эда:
— Тебе везет, парень. Твой врач отменил тебе инъекции декседрина, когда ты дошел до пятнадцати кубиков в день. У тебя сдали нервишки, парень, порой ты испытывал беспричинную злость. Пришлось отменить. А мы тебя пожалели. Запросто ввели тебе лошадиную дозу и прямо в кровь. И влетишь ты к ней, дружок, как ракета. А потом будут печальные истории в газетах о том, как тебе вышло боком то, что ты удрал с женой своего босса и опять начал принимать эту гадость. Ай, как стыдно! — И он захихикал.
Телефон опять зазвонил. Теперь Лорейн почувствовала злость, охватившую ее существо, и эта злость была куда сильнее, чем парализующий страх, который она испытывала раньше. Она схватила трубку и спросила:
— Кто говорит?
Шелестящее молчание, и опять вкрадчивый голос:
— В чем дело, детка, почему у тебя такой резкий тон. Мы что, расстроили тебя?
— Подите к черту! — сказала она. — Я ушла от него и не собираюсь возвращаться. Так и передайте.
— Ну нет, — ответил голос. — От этого он озвереет. Ты ведь действительно вывела его из терпения, Лорейн: потому-то мы и едем. Сегодня все и произойдет, детка. Надеюсь, на тебе надето что-нибудь пикантное…
— Лучше вам здесь не показываться, — сказала она, начиная дрожать. — Я вас предупреждаю!
— А мы тебя высечем как следует, пока твоя кровь не начнет капать на ковер.
— Заткнись!
— А потом оттрахаем тебя, детка, потом, когда ты будешь вся в крови…
— Меня здесь не будет, скотина!
Смешок.
— Детка, мы уже здесь. В вестибюле. Сейчас, пока я с тобой разговариваю, мы поднимаемся!
Тяжело дыша, она бросила трубку. Она твердила себе, что это психологическая атака, просто уловка, чтобы запугать ее. Но ведь это им удалось! Она не может убежать, но она может запереть дверь, а когда приедет Эд…
Да, правда, ведь Эд едет к ней. Если бы он уже приехал, это был бы хороший сюрприз для них. Если бы…
В дверь постучали.
Она вскрикнула и закусила губу. «О, Господи, нет! — подумала она. — Может быть, это Эд? Но у Эда есть ключ, он не стал бы стучать». А стук продолжался, все громче и сильнее. За дверью раздался мужской голос, громкий и грубый.
Не подходить к двери!
Он стучал так, что дверь ходила ходуном. Кричал что-то неразборчивое, но явно был в ярости.
Лорейн чувствовала, что ее сердце вот-вот разорвется. Во рту был привкус желчи. «Думай!» — приказала она себе. Она встала с кресла-качалки и взяла в руки револьвер. Осмотрела его и убедилась, что он заряжен. Она выключила свет в спальне и прошла в гостиную. Там она тоже выключила свет. Когда они откроют дверь, она увидит их в освещенном коридоре, сама оставаясь невидимой.
Может быть, если она ранит одного из них, они уйдут.
Огни Хьюстона отбрасывали зеленоватый отблеск на интерьер темной гостиной, а она следила за входной дверью. Тяжелые удары возобновились, дверь буквально ходила ходуном, за ней раздавались громкие вопли.
Лорейн старалась держать револьвер ровно, обеими руками. Она заползла за круглый кофейный столик и рукой смахнула с него три вазочки. Контуры двери обрисовывались полосками света. Опять раздался стук.
«Пусть он разбудит соседей, — умоляла она. — Пусть кто-нибудь вызовет полицию!»
Человек за дверью то рычал, то протяжно и безумно выл, срываясь на визг.
Лорейн закричала. Тогда мужчина всем телом навалился на дверь, так, что треснул косяк. Она опять закричала и подняла револьвер, крепко сжимая его обеими руками. Зажмурившись, она нажала на курок. Выстрел оглушил ее, и она упала навзничь.
Мужчина опять ударил в дверь. Лорейн поднялась на колени. На этот раз дверь треснула и открылась. Мужчина ворвался внутрь.
Она увидела размахивающую в воздухе руку и темный силуэт и выстрелила еще раз. Она стреляла снова и снова, ее руки саднило от отдачи, а уши ломило от боли.
Она закашлялась от дыма, руки у нее онемели. Револьвер со звоном упал на столик, а она свалилась на него, задыхаясь и цепляясь за край. Потом заставила себя посмотреть и увидела, что дверь широко открыта, в коридоре горит свет, а на полу лежит человек. Никто из соседей не показывался. Еще бы! Никто из них не осмелился выйти в коридор во время пальбы. В комнате стоял дым и несло порохом. Лорейн встала, она была так потрясена, что могла двигаться, только держась за стулья и столы. В конце концов она остановилась над телом ворвавшегося в квартиру человека. Слава Богу, освещение было тусклым, и она не видела крови.
Он лежал в неуклюжей позе, раскинув руки и согнув ноги, голова была повернута вбок. Стоя над ним, она вдруг поняла, что ей знаком его костюм.
Она опустилась на колени рядом с головой мужчины и посмотрела ему в лицо. Ее глаза восприняли черты Эда Клири и передали информацию в мозг, и ее сознание разбилось, как разбивается на блестящие осколки упавшее зеркало.
Глава 21
Прохладным облачным майским утром стало известно о приговоре Гленну и Барри. Суд после спешного расследования по обвинению в изнасиловании заседал шесть часов. Присяжные — семеро мужчин и пять женщин — признали подсудимых виновными. Теперь дело было за судьей Вехтерманом.
Вехтерман со всей суровостью потребовал для бедолаг по пятнадцать лет каждому, и ученые мужи рассматривали возможность вынесения смертного приговора, в то время как Гринспен готовил апелляцию. Средства массовой информации рылись во взаимоотношениях Вехтермана с семейством Хейгов, выкапывая и представляя вниманию публики то какую-то встречу, то совместный пикник. Им удалось создать мимолетную сенсацию, когда стало известно, что Вехтерман был какое-то время окружным прокурором в Пэррише, тем самым прокурором, которого много лет назад Ли Коннери обвинял в связях с террористами, но Вехтерман отказался от любых комментариев по поводу подобных инсинуаций. Майор Бобби Лоример, официальный представитель округа Силвертон, разъяснил, что в Техасе и, конечно же, в Пэррише, люди, облеченные властью, хорошо знают друг друга и общаются между собой. Однако это вовсе не означает, что они состоят в заговоре.
— Хэнк Вехтерман — честный судья, — заявил Лоример перед объективами фотокамер. — И он всегда был честным судьей. Он потребовал такого приговора, какой счел соответствующим ситуации, и он потребовал бы его для любого насильника, независимо от того, кто оказался его жертвой».