Белва Плейн - Пожар страсти
Гиацинта сделала шаг к нему и подставила щеку, но Арни привлек ее к себе и отыскал губами ее рот. Гиацинта попыталась отстраниться, но Арни притянул ее сильнее. Теперь они стояли посреди комнаты, прижавшись друг к другу. Перестав сопротивляться, Гиацинта подумала: «Это все вино. Я ослабла, а к тому же два года не испытывала ничего подобного».
Его пальцы расстегивали пуговицы блузки, обнажая ей грудь. Кожа Арни пахла то ли сосной, то ли душистым сеном. Он был сильным и крепким. Гиа мысленно повторяла: «Все было так давно… Как хорошо не сопротивляться, плыть по течению. Закрыть глаза… Позволить ему…»
Внезапно она увидела, что дверь в смежную комнату открыта, а кровать, стоящая там, расстелена на ночь. Сейчас Арни разденет ее и опустит на кровать…
«О нет! Что ты делаешь, Гиацинта? Ты хотела кого-то, но не любого. Ты не хочешь этого мужчину. И пожалеешь об этом через пять минут после того, как все свершится! О нет!»
– Что такое? – воскликнул Арни.
Ей было так стыдно! И он будет ужасно зол. Арни решит, что она обычная любительница подразнить, одна из тех презренных женщин, которые заводят мужчину, а затем отказывают ему.
– Я не могу, Арни, не могу, – прошептала Гиацинта. – Пожалуйста, не сердись, прошу тебя.
Лицо его вспыхнуло. Она обидела этого достойнейшего, добрейшего человека.
– Мне так жаль! О Господи, мне очень жаль! Это не ты виноват, Арни, это я внезапно испугалась. Сама себя не понимаю. Наверно, я просто не готова.
Это выглядело нелепо, но они продолжали стоять посреди комнаты, правда, отодвинувшись друг от друга. Арни прищурился, лицо его стало суровым.
– Что, по-твоему, ты делаешь? – начал он и остановился. – Нет. Ты не начинала этого. Это я начал. Я тоже сожалею. Застегни блузку. – И Арни отвернулся от ее обнаженной груди. Затем повторил, совсем тихо: – Это не твоя вина. Я начал это.
Некоторые женщины сказали бы, что одна ночь в постели – весьма незначительная плата за то, что он сделал для нее. Но Гиацинта была не из таких женщин.
Должно быть, Арни прочитал сомнение и сожаление на ее лице, потому что сделал попытку успокоить Гиацинту.
– У тебя не осталось веры. Вот в чем дело. Я понимаю.
– Да, ты действительно понимаешь, хотя не знаешь даже половины того, что было.
Почувствовав слабость в коленях, Гиацинта села. Она дрожала, и Арни это видел. Он видел все.
– Я непостоянная? – прошептала она.
Арни сел с ней рядом.
– Непостоянная? – переспросил он.
– Джеральд так считает.
– Если ты когда-то и была такой, Гиа, то сейчас наверняка нет.
Это было дико, безрассудно и бессмысленно, но ее вдруг охватило безумное желание рассказать ему все. Гиацинта понимала, что это смертельный риск, но пошла на него, совершила нечто немыслимое.
– Я была в клинике в ту ночь. Я уже говорила тебе, что Джеральд думает, будто это сделала я. Он не совсем заблуждается. Я была там в ту ночь, а в первый раз солгала тебе. Наверное, не знала тебя так хорошо, чтобы вверить тебе мою жизнь. Я курила. Ты ведь помнишь, что тогда у меня была эта привычка? Ты не заметил, что сейчас я не притрагиваюсь к сигарете? Я дала зарок: никогда впредь не делать этого.
– Господи, мне не по себе, – проговорил Арни, бледный и ошеломленный.
– Тогда я взбесилась. Я крушила мебель в кабинете, а при этом курила одну сигарету за другой. Вот так и возник пожар. Это все было из-за той девчонки. Вот какая я! – выкрикнула Гиацинта. – Поэтому Джеральд забрал моих детей. Мне пришлось их отдать, понимаешь? А иначе… иначе…
– Понимаю, – мягко сказал Арни. – Понимаю.
– Даже сейчас для меня не миновала опасность. И никогда, никогда не минует. Я никогда не верну себе детей. И никогда не забуду невинного мужчину, погибшего из-за меня.
Когда Арни обнял Гиацинту за талию, она положила голову ему на плечо. И в этом прикосновении не было ни страсти, ни желания – лишь стремление утешить ее.
– Это был несчастный случай, Арни, клянусь тебе. Могла загореться штора, потом огонь перекинулся на другие вещи. Или ты считаешь, что я сделала это намеренно? Скажи мне честно, прошу тебя!
– Уверен, что нет. Не понимаю, почему он обвинил в этом тебя. И так сильно переживал. В конце концов, это было даже не его здание. Я владел им.
– Джеральд устал от меня, а это дало ему повод от меня отделаться. Теперь он с удовольствием общается с детьми и ему не докучает такая зануда, как я.
– Ты – зануда?
– Так все время случается…
– Если бы это случилось со мной… Но я не буду говорить об этом сейчас.
И вдруг Гиацинту охватил страх. Что она наделала? Она схватила Арни за руки и впилась взглядом в его лицо.
– Арни! Ты никогда и никому об этом не скажешь? Не обмолвишься даже случайно? Я верю тебе, Арни! От этого зависит моя жизнь! И жизнь моих детей, если со мной случится худшее. Я не рассказала об этом даже Францине! Я боюсь, что она так разъярится, что однажды пойдет к Джеральду – и это будет для меня конец. Она презирает его.
– Гиа, выбрось из головы этот вздор. Я уже все забыл. Я никогда ничего не слышал. Ты мне ничего не рассказывала.
Вероятно, она была наивной. Наивность – ее главный недостаток, сказала как-то Францина, а Джеральд часто повторял это. Однако иногда необходимо кому-то верить.
– Я верю тебе, Арни, – повторила Гиацинта.
Он поднялся.
– Я сейчас возьму такси и отвезу тебя домой. – Он поцеловал ее в щеку. – Я готов все сделать для тебя, Гиа, и буду ждать. Я тебя не тороплю. Но ты все обдумай.
Глава 13
В течение нескольких месяцев по субботам и воскресеньям, а также по вечерам после занятий Гиацинта шила и складывала свою работу, никому не показывая ее. Работая, она слушала музыку. «Я прослушала десять опер, – подсчитала Гиацинта. – И сшила платьев столько, что они могут составить небольшую коллекцию».
Юбка из обивочной ткани все еще висела в шкафу. Из той же ткани она сшила жакет, который также повесила в шкаф. Светло-зеленое платье, сшитое Гиацинтой для Францины и взятое той в Мехико, она воспроизвела из зеленого атласа. В шкафу висело и черное платье с воротником, стилизованное под семнадцатый век и отделанное белыми кружевами, серый шерстяной костюм с алым кантом, расклешенный льняной костюм, различные брюки и блузки.
Однажды, перебирая свои изделия, Гиацинта подумала, что все эти изысканные, созданные ею вещи приносят радость в процессе их создания. У нее никогда не возникало желания надеть их. Одежда самой Гиацинты вполне отвечала образу ее жизни: занятия, уик-энды с женщинами, с которыми она подружилась, визиты Францины в Нью-Йорк. Кстати, круг общения Францины был гораздо шире, чем у дочери.
