Мари Луизе Фишер - Поздняя любовь
Во время разговора они стояли, теперь же она села за свой письменный стол.
Он понимал, что ему пора уйти, но никак не мог на это решиться.
— И ты действительно хочешь уступить?
— Не сразу. Таким акулам надо сначала показать зубы. Прежде всего я потребую выплаты гонорара и дам ему понять, что даже судебный процесс мне нипочем. Ну, а теперь пришли сюда госпожу Сфорци.
Жаль, что не вышла в свет ее статья о доме на улице Вольфратсхаузерштрассе в «Немецком Строительном журнале». Ее содержание, несомненно, побудило бы Зибнера гордиться своим домом. Доната в какой-то мере и на это рассчитывала. Сооружение было достаточно интересным. Она осветила в статье главные моменты и описала строительство в деталях, но рукопись ей вернули с пометкой: «К сожалению, для публикации не подходит». Такого с ней еще не случалось, и она заподозрила, что причиной отклонения могли быть перемены в ее жизни. Во всяком случае, тот редактор журнала, с которым она имела дело, был закоснелым старым холостяком, от которого вполне можно было ожидать подобного чистоплюйства.
Доната не собиралась выставлять себя на смех, врываясь в его кабинет, протестуя и требуя объяснений. Но уж когда-нибудь где-нибудь этот доктор Грааф встретится ей на узенькой дорожке, и придется ему держать ответ за подлость. На это у нее решимости хватит.
С Тобиасом она об этом не говорила.
Лучом света в эти дни разочарований показалось посещение офиса супружеской четой Штрутцингер. Он, старший учитель полной средней школы, лет пятидесяти, и она, едва ли моложе, унаследовали небольшой участок земли в одной деревне Верхней Баварии. Решив строить там дом, они выбрали для консультаций и планирования архитектурную фирму Донаты Бек, потому что случайно жили поблизости, на улице Шлирзеештрассе.
Донате пришлось приложить усилия, чтобы не показать слишком явно, как она рада потенциальному заказу. Состоялся обычный первоначальный разговор. Она изготовила эскиз в соответствии с пожеланиями и представлениями будущих клиентов. Дом должен был состоять из двух квартир. Первый этаж предназначался для супругов, второй — для их уже взрослого сына, который поселился бы здесь сначала один, а потом, возможно, и с женой. Доната намекнула, что молодой паре, вероятно, было бы удобнее жить внизу, тем более что нельзя ведь исключать и «благодати деторождения». Но, поняв, что учитель хочет избежать подъемов по лестнице, она сразу же переменила курс. А как Штрутцингеры будут впоследствии делить дом между старшими его обитателями и семьей сына, это ведь, в конце концов, только их дело.
Доната съездила с ними на осмотр участка застройки. Он был мал, но имел очень высокую ценность благодаря близости к Мюнхену. Окружающие дома носили явно выраженный сельский характер, и Донате стало ясно, что следует приспосабливаться к этому стилю, чтобы получить разрешение на строительство. Чета Штрутцингер была с этим вполне согласна.
Затем заказчиков пригласили в совещательную комнату офиса. Госпожа Сфорци и Вильгельмина подготовили стол с напитками. Пришел также Тобиас, Доната его представила. Он держал наготове портфель с заполненными бланками «Заказов архитекторам и инженерам», положив его перед собой на стол.
Но в тот момент, когда он уже хотел было его открыть (это был «магический момент», как называли его между собой Доната и Артур Штольце), супруги начали о чем-то перешептываться между собой.
Доната почуяла неладное и взглядом предупредила Тобиаса. Он убрал руку с замка портфеля.
Учитель выпрямился на своем стуле.
— Полагаю, мы все же должны еще раз продумать все это дело, — объявил он, ничуть не смущаясь.
— Людям нашего круга приходится строить дом только раз в жизни, не так ли? — добавила его жена.
— Совершенно верно, — ответила Доната, чувствуя, что попытки уговора здесь бесполезны.
Тобиас собрался было протестовать, но затем все же благоразумно счел за лучшее держать язык за зубами.
— Как хорошо, что вы это понимаете! — с облегчением воскликнула госпожа Штрутцингер.
— Да, это так. Хотя я очень сомневаюсь в том, что другой архитектор сделал бы эту работу лучше меня.
— Об этом все же давайте не будем спорить, прошу вас, — произнес учитель и поднялся с места. То же сделала и его жена.
— Вы еще так молоды, — сказала она, как бы выражая свое сожаление по поводу несостоявшейся сделки.
— Я уже более десяти лет возглавляю архитектурную фирму, — уточнила Доната.
Госпожа Штрутцингер повернулась к Тобиасу.
— А вы? — вырвалось у нее, и в вопросе звучало любопытство.
— Семь лет, — солгал он, не моргнув глазом.
— Пошли, Лоттхен, — сказал учитель. — Теперь твои вопросы все равно бесцельны. До свидания, и желаю вам всего наилучшего.
— Минутку, я покажу вам дорогу! — Тобиас подбежал к двери и открыл ее перед четой.
Когда он, проводив их, вернулся, Доната закурила сигарету; она глубоко затягивалась, чтобы успокоиться. Тобиас упал в кресло рядом с ней.
— Ох, как же не повезло, — простонал он.
— Это уж точно. Ничего не скажешь.
— Я что-нибудь сделал не так?
— Я ничего такого не заметила.
— Если бы я не явился, ты бы определенно заключила этот договор.
— Может, да, а может, и нет. Скорее всего дело здесь в том, что Штрутцингер один из тех людей, которым доставляет удовольствие причинять другим неприятности. Думаю, мы не последние архитекторы, к которым они обращаются с этим своим домиком. Он еще и других потерзает.
— Ты так думаешь? — с сомнением спросил он.
— Теперь уже нет смысла ломать себе голову над этим. — Она засмеялась. — Ясно, во всяком случае, одно: ты, видимо, придаешь мне ауру молодости.
— Ты действительно молода, Доната, — серьезно промолвил он. — Если бы мы были женаты, носили бы каждый по золотому кольцу на пальце правой руки, то — говорю тебе с самой полной серьезностью — мы бы этот заказ получили.
— А может и нет.
— Ты знаешь, что я прав. — Внезапно он встал перед ней на колени. — Прошу тебя, Доната, выйди за меня!
— Тобиас! А если кто-то войдет?
— Кто войдет, тот поймет, что я делаю тебе предложение. — Он положил голову ей на колени. — Прошу тебя, Доната!
Она потрепала его за волосы.
— Это совершенно невозможно.
Он взглянул на нее умоляюще.
— Не понимаю.
— Я даже не могу родить ребенка.
— Ну и что? — Он поднялся. — Не думаешь же ты всерьез, что я хочу сделать из тебя маму и домашнюю хозяйку?
— Одно дело не хотеть, другое — быть неспособной к деторождению. — Она пригасила сигарету. — Разве тебе это не ясно?
