Мама знает лучше - Ария Тес
Мотаю головой с улыбкой. Конечно, она не радостная. Горькая.
Этой ночью другого чувства не будет, я знаю. Не будет…
— Смеешься, что я был таким идиотом?
Вздыхаю и все-таки смотрю ему в глаза.
Там тонна сожаления. Я вижу ее даже во тьме. Сожаление и боль.
Ему ведь тоже воткнули нож в спину…
Вот так. Оба раненные, оба положившее. Оба с темнотой в груди, от которой теперь никуда не денешься до конца своих дней.
— Да мы оба были идиотами, Леша. Нам против нее…не вариант было выйти в победители.
— У тебя часто болела голова, и ты уезжала домой, — пропускает мимо ушей мою попытку как-то уравнять, хмурится, — Вокруг меня собирались шакалы. Там что-то услышал, здесь. Мама предложила повесить камеры.
— Было видео, да?
— Да.
— И ты не…
— Я не знаю, как отреагировал бы сейчас, Аури. Тогда мне так в башку ударило адреналином, что…блядь, я просто…я не знаю.
— Ты хотел поверить?
Молчит пару мгновений.
— Никогда, и я очень долго не верил.
— Сколько?
— Три месяца.
— Три месяца ты молчал?
— Я пытался разобраться. Мне было дико больно. Я любил тебя безумно, Аури. А там…актриса была пиздецки похожа на тебя. В темноте особо не видно лица, но…потом я говорил с водителем. Бил его, по большей части, и он во всем признался. Перевел еще пару стрелок на других водил и охрану и…
— И вот я шлюха.
— И вот ты шлюха.
Очередная тишина заряжает веранду. Гнетет воздух. Рубит сердце.
Мне все еще больно.
Так странно…
Слегка касаюсь щеки, а на ней все еще есть слезы.
Леша шумно сглатывает.
— Я звонил им.
— Кому?
— Всем, кто указал на тебя пальцем.
— Снова не поверил?
— Нет. Хотел полностью закрыть все белые пятна.
— Закрыл?
— Нет.
— Почему?
— Они все мертвы.
Резко перевожу на него взгляд, Леша серьезно хмурится.
— Все, Аури. Кого-то сбила машина, у кого-то сердце остановилось, но тот, первый…тот гандон-водила. Я говорил с его женой.
— И?
— Она сказала, что он принес домой хорошее выходное пособие, на которое они отремонтировали квартиру и купили машину получше, а через два месяца его зарезали в подъезде. Со спины. Пятнадцать ударов.
Проглатываю горький ком, вставший в горле, и тихо говорю.
— Твоя мама не любит менять сценарии.
— Я не знал про Сэма. К этому отношения тоже не имею, клянусь. И к тому…почему ты уехала тогда. Я никому не говорил, клянусь.
Киваю пару раз.
— Догадалась. Это же унизительно, да? Признаваться, что твоя жена — шлюха.
— Дело не в этом.
— А в чем?
— Думаю, я не верил до конца. Не мог…и даже если так бы сложилось…У нас маленький город. Я не мог…блядь, не мог допустить, чтобы ты пострадала. Хотя ты пострадала.
Пострадала.
Отвожу взгляд в сторону и хмыкаю.
— Да...
— Мне жаль, что твоя бабушка умерла.
Этот удар в сердце вынести сложнее всего. Я сильно вдавливаю ногти в нежную кожу ладоней, а он добавляет.
— Я ее очень любил, Аури. Мне правда безумно жаль. Если бы я мог...
— Но ты не можешь.
— Как это случилось?
Слегка жму плечами.
— Сердце. Она сильно сдала...
— Из-за слухов?
Не отвечаю. Тут смысла разводить дискуссию — ноль. Все очевидно.
— Это моя вина.
— Ты правильно сказал. Она — твоя мама.
— Была.
— Ты этого не изменишь.
— Знаю, но все-таки попытаюсь.
Шумно вобрав в себя воздух, Леша садится в кресле ровно и кивает пару раз.
— Ей пришлось все рассказать. Не только про тебя. Бизнес…
— Ты не знал?
На мгновение в его глазах мелькает обида, но потом он смиренно принимает мои слова и кивает.
— Неприятно, конечно, что ты обо мне такого мнения, Аури, но…нет, я не знал, что моя мать чертова работорговка.
По телу пробегает дрожь и холодные, кусачие мурашки.
Вот так бывает. Думаешь — благодетель, филантроп, а на деле…
По области давно пропадали люди. Это обычно никак не связывали. Мало ли куда поперлись эти малолетние дуры? Дети из плохих семей? Кому какое дело до них? Если твои родители зенки залили дешевым пойлом, и им вообще плевать! На себя плевать, а про детей вообще можно даже не говорить.
— Десять бункеров по всему яблочному саду, — тихо продолжает Леша, — Мне страшно представить, сколько эти стены видели жизней.
— Почему ты не знал? — задаю вполне разумный вопрос, Алексей ведет плечами, а потом внезапно усмехается и трет глаза.
— Хочешь, процитирую?
— Допустим.
— «Потому что ты был не готов увидеть мир таким, какой он есть».
Поднимаю брови, а он усмехается еще раз.
— Блядь, это какой-то пиздец…Моя мать похищала людей и продавала их! Она их продавала! Сука! А я думал, что она не пускает меня в определенные области, потому что я начну задавать вопросы про состав, блядь, сидра! Про ценообразование! Какой же кретин...И ладно бы там только черное усыновление было…
— Там было что-то гораздо хуже.
Он не отвечает. Не может произнести это вслух и только кивает.
— Мой мир сегодня взорвался до основания, — шепчет тихо, — Мать, которую я всегда видел, как самого доброго, хорошего человека — оказалась монстром. Ей даже не жаль, Аури. Ни этих детей, ни меня. Она считает, что поступила правильно. А я…не знаю, как мне жить теперь…после того, как я отправил своего ребенка...
Сердце замирает и моментально срывается на высшую скорость. Леша смотрит мне в глаза. Он не шевелится. И я тоже.
— Это мой ребенок.
— Ты спрашиваешь?
— Утверждаю.
— И? Утвердил. Дальше что?
Он молчит.
— Я не знаю.
— Вот и я не знаю.
Откидываюсь на спинку кресла, снова смотрю на улицу. Красиво все-таки. И кузнечики стрекочут…
— Аури…
— Нет.
— Я знаю…
— И я знаю, что ты сейчас скажешь. Нет.
— Ты никогда не позволишь мне его увидеть?
Хмыкаю.
— А ты это хотел сказать?
Он ничего мне не отвечает.
Медленно отстраняется и тоже откидывается на спинку, которая хрустит под его весом. Жалуется. И я бы пожаловалась, конечно, но на что? Теперь…жизнь играет другими красками. Теперь все стало