Тщеславие - Лебедева Виктория
— На какие электроустановки распространяются Правила технической эксплуатации? Какие электроустановки называются действующими?
Настоящие Правила (так вот и было написано — Правила, с большой буквы) распространяются на действующие электроустановки потребителей. Действующими электроустановками считаются такие установки или их участки, которые находятся под напряжением полностью или частично или на которые в любой момент может быть подано напряжение включением коммутационной аппаратуры.
Из этого, безусловно, следовало, что все электроустановки, которые действуют (могут действовать), считаются действующими.
— Что должен делать работник, обнаруживший нарушение Правил или заметивший неисправность электроустановки или средств защиты?
Каждый работник, заметивший нарушение настоящих Правил, а также обнаруживший неисправность электроустановки или средств защиты по технике безопасности, обязан немедленно сообщить об этом своему непосредственному начальнику, а в его отсутствие — вышестоящему руководству. В тех случаях, когда неисправность в электроустановке представляет явную опасность для окружающих людей или самой установки, неисправность может устранить работник, обнаруживший ее. Он обязан это сделать немедленно, а затем известить об этом непосредственного начальника. Устранение неисправности производится при строгом соблюдении Правил безопасности.
— В каких случаях производится внеочередная проверка знаний?
Лица, допустившие нарушения ПТЭ или ПТБ, должны подвергаться внеочередной проверке знаний. Внеочередная проверка знаний проводится также в следующих случаях:
— при неудовлетворительной оценке знаний в сроки, установленные квалификационной комиссией, но не ранее чем через 2 недели;
— при переводе на другую работу;
— при введении в действие новой редакции настоящих ПТЭ, ПТБ;
— по требованию вышестоящих организаций;
— по требованию органов Главгосэнергонадзора.
Вопросов было много, всех и не упомнишь, и они, со всеми своими жирными шрифтами и подчеркиваниями, проливали гораздо больше света на вопросы субординации, чем на сами Правила, хоть и удостоились «Правила» большой буквы.
Инженеры были людьми достаточно взрослыми, едва ли кто-нибудь из них стал бы разбирать включенную аппаратуру или полез пальцем в розетку. При современном уровне техники этого было вполне достаточно для того, чтобы с тобой на работе не случилось ничего криминального. Но даже старейшим сотрудникам, проработавшим в телецентре больше тридцати лет, приходилось ежегодно участвовать в этом странном спектакле.
Мы по одному заходили в комнату Татьяны-третьей, где на столе веером раскиданы были от руки написанные билеты. И приходилось тянуть билет (совсем как в институте), а потом с глазу на глаз отвечать на три вопроса, выписанных из пресловутой папки. И без того незавидное положение экзаменуемого усугублялось тем, что Татьяна-третья была женщиной старательной.
Что хуже дурака? Старательный дурак. А что хуже старательного дурака? Старательная дура. Так что сдать Татьяне-третьей этот нелепый экзамен можно было не иначе, как ответив на выписанные вопросы дословно. В противном случае Татьяна-третья нас не понимала и со словами «Поди-ка почитай еще!» гнала обратно в аппаратные.
В ее страсти к приему этих экзаменов было что-то религиозное, она впадала в экстаз, словно четки перебирая на столе белые, собственноручно исписанные листочки с вопросами, чтобы к основным трем выбрать еще несколько дополнительных.
По первому разу этот экзамен меня здорово позабавил.
У меня даже появился любимый вопрос под номером 51:
— Какими мерами обеспечивается предотвращение ошибочного включения коммутационных аппаратов при отсутствии в схеме предохранителей?
При отсутствии в схеме предохранителей предотвращение ошибочного включения коммутационной аппаратуры должно быть обеспечено такими мерами, как запирание рукояток и дверей шкафа, укрытие кнопок, установка между контактами изолирующих накладок и т. д.
«Запирание рукояток и дверей шкафа» меня окончательно доконало.
Еще был замечательный вопрос о дополнительных средствах защиты. Его любили все, он проходил вне конкуренции. Особенно волновала нас та часть проблемы, которая была посвящена диэлектрическим галошам. Эти самые галоши были для нас чем-то вроде Сидоровой козы, которую никто не видел, но все о ней слышали. Ах как хотелось хоть краем глаза увидеть эти мифические галоши, но, увы, я так никогда и не узнала, что же это за штука такая.
Глава 16
Сентябрь перевалил за середину, подернулись осенней оранжевой сединой деревья, и появились у подъездов непросыхающие лужи. Я стала немного понимать телецентровское арго, Юлька научилась составлять предложения из двух-трех слов, Герман перешел из учеников в водители и катался на троллейбусе номер тридцать четыре от Киевского вокзала до Юго-Запада, здание АСК-1[6] было исхожено мной вдоль и поперек в тщетных поисках, а Слава все не встречался и оставался совершенно для меня недосягаемым.
Дома было шумно, но не весело.
Маленькая Юлька разбегалась на своих неверных, колесу подобных ножонках по коридору, хватая на пути все, что плохо лежало. Она вытряхивала из стеллажей книги за цветные корешки, смахивала с трельяжа на пол расчески и флакончики с косметикой, похищала из чрева кухонной плиты крышки от кастрюль и гремела ими, со всех своих невеликих сил бия одной о другую. Юлька по нескольку раз в день стягивала с обеденного стола скатерть и любила за шнурок проволочь по квартире Германов ботинок, с интересом разбирала на запчасти погремушки и уже посягала на пульт от телевизора. В результате все шкафы, до которых она только могла дотянуться, были перевязаны веревочками или заперты на ключ, а все мелкие предметы по возможности убраны на верхние полки и антресоли.
Дочка стала совсем взрослая, она уже твердо знала, что писать надо вовсе не в штаны, а «на гаршок», но, заигравшись, регулярно забывала выполнить эту нехитрую процедуру и в промокших колготках, громыхая об пол пластмассовым горшком-черепахой, ковыляла на поиски мамы или бабушки, чтобы сообщить: не обессудьте, я знала, но забыла…
Бабушка уставала, бабушка сердилась… Теперь она, еще недавно рьяно мечтавшая о внуках, регулярно упрекала меня за то, что я так рано родила.
А Герман совсем замкнулся. Редко я слышала от него хоть что-нибудь, кроме «доброго утра» или «спокойной ночи», новая работа его выматывала и унижала, трудно дался ему переход с роли главного бухгалтера на роль обыкновенного водилы. Германа угнетало отсутствие денег — мы вдвоем теперь зарабатывали меньше, чем он один до своего скандального вылета с работы. В нем угадывалось постоянное внутренне раздражение, он старался уединиться — только чтобы никто не трогал, не заговаривал, не сочувствовал, пусть отстанут, пусть все от него раз и навсегда отвяжутся.
Мама возмущалась про себя, шипела-шептала под нос нечленораздельные ругательства, но вслух претензии предъявлять опасалась, а вот Юлька папу теребила бесстрашно — маленькая была и не чувствовала опасности. Она, как только папа появлялся дома и занимал свое излюбленное лежачее место, тут же силилась взгромоздиться ему на живот и там попрыгать. Герман стал на нее покрикивать. Не помогло. Дочка никак не могла понять, чем провинилась. Ей хотелось играть.
Однажды она уворовала с кухни длинную щетинистую щетку для стряхивания пыли и с радостным возгласом «Тистить зюбы!» попыталась вставить ее дремлющему Герману в рот. Как он кричал! Он даже наподдал ей слегка. Юлька потом белугой ревела целый час и к папе с неделю не подходила ближе чем на два метра.
Я разозлилась и попыталась Германа урезонить. Но в ответ на все свои доводы получила только взгляд, полный такого безбрежного бешенства, что лишь рукой махнула и не стала связываться. Да и страшно было, если честно.
