Ирландское обещание - М. Джеймс

голова идет кругом от возможных результатов. В глубине души, когда я оставлял Александра в живых в интересах скорейшего освобождения Аны, я знал, что существует вероятность того, что он придет за нами. Я надеялась, что пребывание в совершенно другой стране увеличит расстояние между нами настолько, что он не сможет меня выследить. За деньги не все можно купить, и я надеялся, что у него не будет таких связей, которые позволили бы ему узнать, кто я такой. Очевидно, я не отдавал ему должного. Я списал его со счетов как богатого, эксцентричного извращенца, который ничего не сможет с этим поделать, как только я увезу от него Ану, и очень возможно, что я ошибся… моя гордость и глупость снова встали на пути здравого смысла. Вполне возможно, что он блефует, и он нас еще не нашел. Но, глядя на свой телефон, у меня замирает сердце. Номер не местный, но он из Штатов. И он знает мою фамилию. Этого достаточно, чтобы он продолжал, и у меня такое чувство, что, несмотря на мои усилия увести от него Ану, Александр придет за ней.

Я так поглощен беспокойством по этому поводу, что поначалу даже не замечаю, что в пентхаусе пахнет готовящимся ужином, когда я вхожу в дверь, или что Ана на кухне. Я вхожу со спортивной сумкой в руке на полпути к своей спальне, когда слышу ее голос, зовущий меня по имени.

— Лиам?

Она стоит на кухне с деревянной ложкой в руке и собранными волосами на макушке, и она выглядит почему-то одновременно красивее и очаровательнее, чем я мог себе представить. Она переоделась с утра, и на ней пара джинсовых шорт, которые я ей купил, так что я могу видеть все ее длинные, стройные, бледные ноги танцовщицы. Она босиком, ее накрашенные ногти на ногах блестят на фоне кухонной плитки, а серый топ с кружевной каймой облегает ее плоский живот и маленькую грудь. Я вижу, что на ней нет лифчика, и, несмотря на мое нынешнее настроение, меня охватывает такое сильное вожделение, что все, что я могу сделать, это не уронить сумку на пол, пройти на кухню и усадить ее на столешницу, чтобы я мог трахнуть ее здесь и сейчас.

К сожалению, серые спортивные штаны, которые я ношу, мало что делают, чтобы скрыть внезапную, сильную эрекцию, которая возникает в результате этого конкретного изображения. Ана тоже не упускает этого из виду. Ее взгляд скользит по мне, от обтягивающей белой футболки, которую я ношу, до внезапно раздавшихся спортивных штанов, и я вижу что-то теплое в ее красивых голубых глазах.

— Я сделала первое, о чем ты меня попросил, — мило говорит она, и почти озорная улыбка изгибает ее полные, мягкие губы. Я слишком хорошо помню, как эти губы обхватывали мой член, и я чувствую, как он подергивается под моими спортивными штанами, страстно желая вырваться. Жажду буквально всего: ее рук, ее рта, ее чертовски тугой киски, чтобы она обхватила меня, и чтобы я мог, блядь, кончить.

Я хочу ее, нет, нуждаюсь в ней, так чертовски сильно.

— Я поговорила с Максом, как ты и говорил, что я должна, — продолжает она, кладя деревянную ложку на столешницу и делая шаг вперед, к краю кухни. — Ты собираешься вознаградить меня за то, что я была хорошей девочкой?

О, черт. Ее милый, невинный голос, произносящий эти слова, разрывает меня на части, заставляя испытывать почти невыносимую боль. Я хочу сделать все, на что намекают эти слова. Я хочу упасть на колени и стянуть эти обтягивающие джинсовые шорты, прижаться ртом к ее киске и лизать ее, пока она не выкрикнет мое имя. Я хочу перегнуть ее через стойку и трахать ее, пока она не кончит снова и снова, засунуть свой член ей в задницу, пока она не кончит таким же образом. Я хочу обладать каждым дюймом ее тела, доводить ее до оргазма до тех пор, пока я не смогу выжать ни капли удовольствия из ее извивающегося, истекающего потом тела, а затем держать ее в своих объятиях, пока она не заснет рядом со мной, чтобы она могла проснуться рядом со мной, и мы могли бы повторить это снова.

Я хочу ее так, как я и не подозревал, что можно хотеть женщину, так глубоко и неистово, что мне кажется, будто она проникла в самую мою душу, в мою кровь и кости, так что даже если она сейчас вернется на Манхэттен, я никогда по-настоящему не освобожусь от нее.

Но она не испытывает ко мне того же чувства. Она все еще наполовину влюблена в мужчину, который владел ею, который использовал меня, чтобы надругаться над ней, и этот же мужчина меньше часа назад разговаривал со мной по телефону, угрожая прийти и забрать ее обратно.

Я готов разрушить весь свой мир ради женщины, которая даже не моя.

— Мне нужно переодеться. — Я отступаю, резко отворачиваясь от нее. Все мое тело переполнено желанием, мои чувства переполнены им, так что я не могу думать ни о чем, кроме своего твердого, ноющего члена и того, как сильно я нуждаюсь в облегчении. — Я просто…

Я даже не заканчиваю предложение, как уже шагаю к своей спальне, сжимая в кулаке сумку. Я толкаю дверь, собираясь захлопнуть ее за собой и увеличить некоторое расстояние между нами. Тем не менее, я чувствую сопротивление, когда делаю это, и оборачиваюсь, чтобы увидеть Ану, стоящую там, уперевшись рукой в дверь, на ее лице смесь растерянности и обиды.

— Я сделала что-то не так? — Спрашивает она тихим голосом, и когда я делаю шаг дальше в комнату, она следует за мной, закрывая за собой дверь, так что мы внезапно оба оказываемся в моей комнате, дверь захлопывается. Моя огромная спальня внезапно кажется невероятно маленькой, воздух настолько насыщен напряжением, что трудно дышать. Я хочу прижать ее к двери, или опрокинуть на кровать, и мне требуются все остатки самоконтроля, чтобы не сделать именно этого.

— Нет, — говорю я ей резче, чем хотел. — Ты не сделала ничего плохого. Я просто, Ана, я не могу. Я, блядь, не могу продолжать это делать. — Я провожу рукой по волосам, глядя на нее сверху вниз. Я чувствую, как будто она разрывает меня на части, как будто они оба делают это. Телефонный звонок от Александра стал последней каплей, которая заставила меня задуматься, имеет ли все это значение в конце концов, не было ли ошибкой привести ее сюда, если все это было просто огромной гребаной ошибкой. Нужно ли было ее спасать, чтобы пытаться построить с ней будущее…

— Что? — Ее голос дрожит, когда она произносит это, и ее глаза