Осколки любви (ЛП) - Харви Л.

Мама стояла, уперев одну руку в бедро, а другой указывала на меня и ругала.

— Не знаю, смогу ли, — ответил я, избегая смотреть ей в глаза.

— Думаешь, Ава гордилась бы тобой, глядя сверху на то, как ты никого не подпускаешь к себе? Нет, она была бы убита горем. Дай себе этот шанс, Роман, прошу тебя, если не ради себя, то ради Авы, — умоляла мама.

Она всегда точно знала, как достучаться до моей души и вразумить меня.

«Роман, я иду за тобой.

Она бежала по нескошенной траве и хихикала, а ее волнистые волосы развевались из стороны в сторону. Я любил, когда она хихикала. Как будто солнце проливало свой свет. Ава источала сияние.

— Роман, где же ты?

Я спрятался за деревом и ждал, когда она догонит меня. Мне нравилось смотреть на нее, когда она была счастлива. Она была такой красивой в такие моменты.

— АВА, ВЕРНИСЬ СЮДА СЕЙЧАС ЖЕ!

Он принялся кричать и сияние тут же покинуло ее. Всякий раз, когда он кричал, она пугалась, и я ненавидел это. Ава побежала обратно в дом.

— Нет, Ава, останься здесь, — заплакал я.

Но она не слышала меня».

Когда я поставил последнюю тарелку на стол, мой отец и Лили вернулись, чтобы встретиться с нами в столовой. Неужели экскурсия по дому заняла так много времени? Лили улыбалась и смотрела на меня так, словно узнала что-то важное, и эта мысль не давала мне покоя, поэтому я отвернулся от нее и сел на свое обычное место.

Несмотря ни на что я любил порядок, который мог контролировать. Мысль о переменах пугала меня, поэтому я делал все возможное, чтобы избегать их.

Я схватил стоящий передо мной стеклянный бокал и выпил свой напиток, жалея, что он не алкогольный. Первую часть ужина мои родители и Лили вели светскую беседу, после чего принялись делиться воспоминаниями, историями о праздниках, и планами на будущее, исполнением которых я не мог их обнадежить.

— Ты подозрительно молчалив, дорогой, — заявила мама, обращая внимание всех присутствующих за столом на меня.

— Это был долгий день — я переутомился и не выспался.

Быстро набив рот овощами, я отмахнулся от нее вилкой, чтобы не пришлось говорить еще что-то.

— Ничего не меняется. Я уже говорил тебе, мой мальчик, что ты слишком много работаешь, — вмешался отец.

Я встал из-за стола, чтобы пойти и подлить себе напитка, но, когда поднялся со своего места, из моего заднего кармана выпал клочок скомканной бумаги, и отец наклонился, чтобы подхватить его, прежде чем я успел спрятать его обратно.

— Роман ты снова пишешь? — спросил он, и на его морщинистом лице было написано искреннее изумление.

Извращенный деструктивный ублюдок, который не верит в романтику, но при этом пишет стихи и лирику, посвященную другому человеку. Как же потрясающе и катастрофично одновременно.

— Ты никогда не говорил мне, что пишешь… — произнесла Лили, взирая на меня глазами лани, с удивлением и легким неодобрением.

Я много чего не рассказывал своему Ангелу, и на то было много причин. Выхватив бумажку, я уверил их, что вовсе ничего не пишу и отправился на кухню налить всем выпить. Разливая напитки по пустым бокалам, я слушал, как они говорят обо мне.

— Он имел обыкновение часами сидеть взаперти и писать прекрасные, но очень мрачные стихи. Иногда мы даже слышали, как он их поет.

Мне было хорошо слышно, как мама приглушенным тоном раскрывает Лили мои секреты.

— Прошло много времени с тех пор, как Роман был достаточно вдохновлен, чтобы писать. Полагаю, ты имеешь к этому какое-то отношение, Лили, — закончила она.

Я представил, как моя мама берет ее за руку и молча благодарит. И отчетливо представил себе, как она улыбается.

Затем я услышал смех Лили. Он не был фальшивым или напускным ради моих родителей. В нем была одна лишь благодарность. И тогда я решил, что покажу ей свое стихотворение. Это было наименьшее, что я мог сделать за то, что протащил ее через весь этот вихрь, с постоянно меняющимися тьмой и светом.

Когда я вернулся в столовую, то попытался приложить больше усилий и присоединиться к разговору. Остаток трапезы, к счастью, прошел быстро, и мы с Лили наконец-то вернулись домой. Мне требовалось, чтобы она осталась наедине со мной. Я надеялся, что, если поделюсь с ней стихотворением, она не станет требовать от меня подробностей о моем усыновлении.

— Почему ты не говорил мне, что пишешь? Могу я взглянуть на то, что у тебя в кармане? Прошу?

Лили была одета в свою фирменную безразмерную футболку, обнажающую ее чудесную кожу. Как будто я мог отказать ей, когда она представляла собой такое райское зрелище.

Я лежал на кровати, а Лили стояла передо мной на коленях. Она вела себя как плохая девочка, и я знал, что на ней нет трусиков. Я чувствовал ее сладкий аромат, заманивающий меня в ловушку. Двумя пальцами я провел рукой по ее клитору, и она обхватила меня ногами.

— Нет, Роман, я хочу услышать твое стихотворение, а потом мы сможем поиграть.

Она прикусила губу, чтобы подавить стон, поэтому я наклонился вперед и лизнул языком ее губы, пробуя на вкус и кружась вокруг ее языка, пока она не издала стон.

— Роман, я серьезно.

Она отстранилась, сверкая на меня глазами.

Я встал с кровати и направился к своим черным брюкам, которые ранее отбросил в угол комнаты. Схватив стихотворение, вернулся на кровать и притянул Лили к себе на колени. Мне не нужно было обращаться к бумаге — я мог прочесть это стихотворение на память, но мне нужно было остановить дрожание своих рук.

— Внутри меня царит тьма.

Она поглотила меня.

Затем появился твой свет.

Почему же я не могу позволить ему остаться?

Здесь нет ничего для тебя,

Однажды ты это поймешь.

Ты обещала не судить.

Но иногда я хочу этого.

Быть может, тогда ты сбежишь.

И сможешь вырваться из глубин тьмы,

Дальше, чем хотелось бы.

Мы оба знаем, что ты не можешь остаться.

Тебе не место во тьме.

Но я всегда буду мечтать, чтобы ты смогла.

Ты превращаешь зло в добро.

Это касается всего, что ты делаешь.

И я начинаю задумываться,

Начинаю надеяться.

Может ли это быть правдой?

Мы оба знаем, что я никогда не стану им.

Тем, о ком мечтает твое сердце.

Я очень далек от этого.

И не способен измениться.

Перемены невозможны.

Я вижу, как ты стараешься.

Говоришь, что желаешь меня.

Это убивает меня, потому что я знаю, что ты лжешь.

Ведь после каждого моего поступка,

Ты неизменно остаешься такой.

Сломленной.

Плачущей.

Беги, пока можешь.

Прошу.

Беги, пока я не завладел тобой,

Мой милый Ангел.

Беги, прежде чем я открою тебе правду.

Беги, пока я не овладею тобой.

Я смотрю в глаза Лили и вижу, что они затуманены слезами. Жду, когда она заговорит. А пока что, пытается проглотить комок в горле. Но она забирается на меня, и, не произнося ни слова, впивается своим ртом в мой.

Я пропал.

Глава 27

Лили

Роман достал небольшой кусок шелка из ящика своего дубового шкафа. Завязав его на моих глазах, он опустил меня на кровать полностью обнаженной.

— Я ничего не вижу, — смутилась я, словно неопытная любовница.

— Ангел, тебе и не нужно ничего видеть. Я хочу, чтобы ты забыла, как смотреть, забыла, что у тебя есть язык, чтобы чувствовать вкус, и рот, чтобы стонать. Сосредоточься только на том, что ты ощущаешь.

Он подул на мою кожу и провел пальцами по моим складочкам, нащупывая мою персональную кнопку самоуничтожения.

— Не смотри, не вдыхай запахи, не прикасайся. Я хочу, чтобы ты даже не думала. Просто чувствуй меня, Лили, чувствуй нас.

Он простонал, и я услышала, как он двигает рукой по своему эрегированному члену. Звук оттягиваемой вверх и вниз кожи оттеняли его стоны, повторяющие его движения.

Роман провел, как мне показалось, целую вечность, гладя мою киску и пробуя меня на вкус. Он был внимателен и нежен, возможно, даже слишком. Роман знал, как довести меня до состояния перевозбуждения, когда я становилась настолько дикой от желания, что забывала свое собственное имя. Сейчас же он непреднамеренно дразнил меня, и я понимала, почему. Я оттолкнула его от себя и сняла шелковую повязку, закрывающую глаза.