Хелен Филдинг - Бриджит Джонс: на грани безумия
– Еще Прага, – промямлила я.
Том расхохотался.
– Слушай, такого понятия, как общие знания, больше не существует, – возмущенно проговорила я. – Где только не пишут о том, что средства массовой информации создали целый океан знаний и поэтому один человек знает одно, другой – другое. Одинаковых знаний у всех просто не может быть.
– Да не переживай ты, Бридж, – засмеялся Том. – Все это ерунда. Хочешь завтра в кино сходить?
23.00. Так, теперь я буду побольше ходить в кино и читать книги. А что там говорит про меня Дэниел, мне в высшей степени безразлично.
23.15. Да как Дэниел смеет поливать меня грязью на каждом углу? Откуда он узнал, что я не знаю, где находится Германия? Мы с ним и близко к ней не подбирались. Дальше Рутленд-Уотер мы с ним вообще не ездили. Пф.
23.20. И все равно я прекрасна и замечательна. Так-то вот!
23.30. Я себя ненавижу. Я тупица. Буду читать серьезные журналы, ходить на разные курсы по вечерам и прочитаю «Деньги» Мартина Эмиса.
23.35. Ха-ха. Нашла атлас.
23.40. Ха! Все ясно. Позвоню-ка сейчас этому гаденышу.
23.45. Набрала номер Дэниела.
– Бриджит? – узнал он меня, хотя я еще ничего не успела произнести.
– Откуда ты догадался, что это я?
– Шестое чувство подсказало, – с усмешкой ответил он. – Подожди секунду.
Я услышала, как он закуривает сигарету.
– Ну, давай. – Он глубоко затянулся.
– Что «давай»? – проворчала я.
– Говори, где находится Германия.
– Она граничит с Францией, – сказала я. – А еще с Голландией, Бельгией, Польшей, Чехословакией, Швейцарией, Австрией и Данией. И имеет выход к морю.
– К какому морю?
– К Северному.
– А еще?
Я злобно вперилась глазами в карту. Не указано там другое море.
– Ладно, – смилостивился он. – Одно море из двух назвала – хороший результат. Ну что, зайдешь в гости?
– Нет! – рявкнула я.
Просто слов нет. На Дэниела зла не напасешься. Ни за что не буду снова с ним связываться.
Суббота, 12 июля
130 кг (по сравнению с Ребеккой я именно такая), кол-во зон на спине, пострадавших от ужасного пенопластового матраса: 9, кол-во фантазий, в которых Ребекка фигурирует наряду с природными катаклизмами, электрическими каминами, наводнениями и профессиональными убийцами: значительное, но адекватное ситуации.
Дом Ребекки, Глостершир. В кошмарном флигеле для гостей. И зачем я сюда приехала? Зачем? Зачем? Мы с Шерон выехали поздновато и прибыли за десять минут до ужина. Ребекка отнеслась к этому не особенно одобрительно и протрещала: «А мы уж решили, вы с концами пропали!» – совсем как мама или Юна Олконбери.
Нас поселили во флигеле для слуг, что, как я сначала решила, было неплохо, потому что заметно снижало опасность натолкнуться где-нибудь в коридоре на Марка. Но так я думала ровно до того момента, пока не оказалась внутри: все зеленое, кровати с изголовьями из пластмассы и пенопластовыми матрасами. Резчайший контраст с комнатой, где я останавливалась в прошлый раз: та была похожа на номер в отеле, да еще и ванная там была своя.
– Совершенно в духе Ребекки, – проворчала Шерон. – «Штучные экземпляры» – люди второго сорта. Зарубите себе на носу.
На ужин мы притащились с опозданием, похожие на пару разбитных разведенных теток: макияж пришлось наносить в большой спешке. Столовая снова поразила меня громадными размерами и внушительным камином в глубине. За старинным дубовым столом, освещенным свечами в серебряных канделябрах, были рассажены двадцать человек.
Марк сидел во главе стола, между Ребеккой и Луизой Бартон-Фостер, и казался глубоко погруженным в беседу.
Ребекка прикинулась, что не заметила нашего появления. Мы с глупым видом стояли у стола, пока не послышался крик Джайлза Бенвика:
– Бриджит! Иди сюда!
Меня усадили между Джайлзом и Джереми, который, похоже, совершенно забыл, что у меня с Марком был роман, и запросто кидался такими вот фразочками:
– Что, похоже, Дарси запал на твою подружку Ребекку? Забавно, забавно. А то была ведь еще какая-то красотка, Хизер, или как ее там, с Барки Томпсоном дружит, – тоже положила глаз на старого развратника.
Тот факт, что Марк с Ребеккой сидят довольно близко, явно не занимал Джереми. Чего нельзя было сказать обо мне. Я изо всех сил старалась сосредоточиться на разговоре с ним и не слушать, как они беседуют о том, что Ребекка в августе едет отдыхать в Тоскану с Марком – это, видимо, подразумевалось – и зовет туда «всех-всех-всех» (кроме меня и Шерон, вероятно).
– Это что такое, Ребекка? – проорал какой-то задавала, которого я смутно помнила по «лыжному периоду».
Все вслед за ним посмотрели на камин, на котором, похоже недавно, было вырезано изображение фамильного герба с надписью «Per Determinam ad Victoriam». Присутствие герба было довольно странным, потому что семья Ребекки вовсе не относится к аристократии и состояние сделала на торговле недвижимостью.
– «Per Determinam ad Victoriam»? – пророкотал задавала. – Через безжалостность к победе? В этом вся наша Ребекка!
Последовал дружный взрыв хохота, а мы с Шерон обменялись довольными взглядами.
– Вообще-то, это означает «Через решительность к успеху», – ледяным тоном поправила Ребекка.
Я глянула на Марка и заметила на его губах тень улыбки.
Кое-как я дотянула до конца ужина, слушая Джайлза, медленно и детально разбирающего свои отношения с женой, и пытаясь таким образом отвлечься от происходящего за Марковым концом стола.
Мне страшно хотелось поскорее покончить со всем этим кошмаром и забраться наконец в кровать, но после ужина все отправились в зал танцевать.
Я принялась рассматривать подборку дисков с музыкой, чтобы не видеть, как Ребекка кружится в танце с Марком, обвив руками его шею и довольно поглядывая по сторонам. Мне было тошно, но я ни за что не хотела этого показать.
– Господи, Бриджит, ну прояви ты здравый смысл, – сказала Шерон, подруливая к стойке с дисками. Она вытащила диск Джорджа Майкла и врубила какой-то бешеный кислотный музон. Выйдя в центр зала, она выхватила Марка из объятий Ребекки и стала с ним танцевать. Марка очень забавляли попытки Шерон заставить его двигаться в молодежной манере. А у Ребекки вид был такой, будто она съела тирамису и только что подсчитала калории.
Внезапно рядом со мной оказался Джайлз Бенвик. Он схватил меня и стал крутить в танце и так и этак. Я летала из одного конца комнаты в другой: на лице застыл безумный оскал, голова трясется, как у насилуемой тряпичной куклы.