Нелюбимая жена - Злата Романова
– Ты могла бы сказать Тимуру.
– И что бы он сделал? – усмехается Мира. – Ты уже должна была его изучить, Лейла. Он бы женился на мне и пообещал давать часто навещать маму, но жить мне пришлось бы в Москве, с ним, как примерной жене. Ты бы бросила свою мать в таком положении ради мужа?
Нет, не бросила бы. И мы обе это понимаем.
– Я очень сожалею о твоей маме, Мира, – искренне говорю ей. – И я не жду, что ты будешь просить прощения.
Она отворачивается и снова вытирает слезы.
– Ты счастлива, Ляля? – через несколько напряженных минут молчания, спрашивает она. – Справляешься с его дурным характером?
– Не такой уж он и дурной, – говорю смущенно. – Мы выросли вместе за это время, Мира.
– Защищаешь его? – ухмыляется она. – Как своего нищеброда когда-то. Значит, точно счастлива.
Я ощущаю неловкость. Не знаю, чувствует ли Самира все еще что-то к Тимуру. Не хочу обсуждать его с ней.
– Он уже не нищеброд, – меняю тему, говоря о Мураде. – Разъезжает по всей Европе и России, хотя я так и не поняла, каким конкретно бизнесом он занимается и как смог так подняться. Недавно слышала, что женился. Но мне все равно. Ты была права, это была всего лишь первая любовь. Она прошла.
– Любовь в принципе имеет склонность проходить, – цинично говорит Мира. – А про Мурада я слышала от Аси. Он, оказывается, женился на Луизе, которая училась с нами в параллельном классе. Помнишь ее?
– Девочка-сирота? – удивляюсь я, вспоминая робкую и невзрачную Луизу.
– Да. Все еще играет в благородного рыцаря. Облагодетельствовал, значит, несчастную девушку. Всегда терпеть не могла это самодовольство в нем, которое он выдавал за благородство. Такие делают добрые дела только ради удовлетворения собственного эго. Типа, смотрите, какой я добрый и хороший. Тебе повезло, что избавилась от него.
Узнаю саркастичную и зловредную Миру. Не хочу препираться с ней, хотя с сожалением понимаю, что она это еще не переросла.
– То, что тебе так кажется, не значит, что так и есть.
– А ты все такая же наивная, – снисходительно говорит она. – Прости меня, Лялька. За негатив. После смерти мамы я стала только хуже. Папа едва терпит мой язык, а ты знаешь, какой он.
– Я привыкла к твоему языку, так что едва ли ты меня чем-то удивишь.
И снова молчание. Мы просто не знаем, что еще говорить друг другу. Слишком большое расстояние теперь между нами, прежних отношений больше нет.
– Давай спустимся на кухню, – прерывает его Мира, и я облегченно выдыхаю. – Я что-то есть захотела.
– Я тоже. Тетя Азиза, может, и ведьма, но готовит хорошо.
– Лишь бы не отравила кого, – язвит Самира, открывая передо мной дверь.
Мы спускаемся вниз и как только заходим на кухню, образовывается тишина. Кузины с любопытством смотрят на нас и я чувствую себя насекомым под микроскопом.
– Чего уставились, курочки? – выступает Самира. – Кошачьей драки не было, на зятя я не засматривалась, так что представления не будет. А ну-ка освободите место те, кто наелся! Посидеть вы можете и на диване, а мы есть хотим. Где там борщ моей любимой мачехи?
Старшие кузины отвечают ей не менее язвительными комментариями, а я смотрю на всех этих женщин и понимаю, что это я – паршивая овца в этой семье, потому что все остальные настоящие хищники, которым палец в рот не клади. Хорошо, что хоть сейчас их внимание сосредоточено не на мне, как обычно. Появилась новая звезда, которая отвлекает все внимание на себя, а я только и рада посидеть в уголочке, молча потягивая чай и считая минуты до того момента, когда мы с Тимуром сможем уехать домой.
* * *– Ну, как все прошло? Зря волновалась? – подтрунивает надо мной Тимур по дороге домой.
– Зря, – вздыхаю я. – Мира была на редкость корректна. Для нее все осталось в прошлом.
– Так и должно быть, – говорит муж, переплетая наши пальцы.
Я кладу голову ему на плечо и смотрю, как за окном машины пролетают здания с яркими вывесками.
Поднявшись в квартиру, Тимур идет в душ, но не проходит и двух минут, как он выходит совершенно голый и утягивает меня за собой в ванную.
– Ты забыл, как мы навернулись в прошлый раз? – возмущаюсь я, пока он пытается стянуть с меня платье, не обращая внимание на сопротивление.
– Так мы просто искупаемся, – говорит он. – У меня нет терпения ждать, пока мы принимаем душ по очереди.
Позволяю ему себя раздеть и в огромной душевой держу дистанцию, чтобы он не распускал руки. Мы быстро моемся и вылезаем, но вытереться как следует, Тимур мне не дает. Подхватывает под попу, заставляя обвить себя ногами, и уносит на кровать, наваливаясь сверху с голодными поцелуями.
После дикого секса, он натягивает на нас одеяло и крепко обвивает меня руками, притискивая спиной к своей груди. Его пальцы играют с моими, и время от времени Тимур подносит их к губам и целует, лениво облизывая или покусывая подушечки. Ластится, как большой сытый кот – его любимое времяпрепровождение после секса.
– Я обожаю твои руки, – шепчет он, целуя ладонь. – Такие нежные, маленькие, красивые. Погладь меня.
Поворачиваюсь к нему и начинаю гладить его лицо, начиная со лба, пройдясь по контуру бровей, ниже, до густой бороды, которую приглаживаю с двух сторон, прежде чем спуститься к шее и плечам.
Тимур урчит, как довольный кошара, и в ответ опускает свои огромные ручища на мои плечи, ведя вниз по груди и до живота, а потом на спину и ягодицы – всюду, куда может дотянуться лежа.
– Поцелуй меня, красотка, – искушающим голосом требует он.