Моя. Чужая. Беременная - Ольга Висмут
– Вот, Максим Николаевич – богатырь, – говорит Евгеныч с таким удовольствием, будто сам ребенка родил.
Я улыбаюсь, глядя, как Макс аккуратно берет спящий комочек. Лицо у него при этом слегка растерянное и сосредоточенное: брови сдвинуты, поджаты. Он явно боится сделать что-то не так.
От этой картины у меня замирает сердце: мой малыш, мой первенец на руках у моего любимого мужчины.
– Четыре килограмма, – хвастается врач.
Макс с опаской смотрит на малыша. Я лежу на больничной койке и любуюсь на них. Солнце светит в окно, и мне так тепло на душе. Два моих самых любимых мужчины вместе.
Мы только под конец беременности узнали, что я жду мальчика. Макс был счастлив. Заявил, что усыновит его сразу после рождения. А чтобы биологический отец не имел никаких претензий и вообще забыл о существовании сына, я решила лишить Камушкина родительских прав. Может, жестоко с моей стороны, но моему малышу не нужен отец-обманщик, который даже не желал его рождения.
За эти девять месяцев много чего случилось.
Полиция продолжила уголовное дело и вскоре нашла двоих отморозков, которые убили и сожгли ту бездомную женщину. Как оказалось, все из-за моего кольца. Они хотели его отобрать, а она проглотила. Они долго избивали ее, а когда поняли, что натворили, то испугались и решили уничтожить следы.
Потом был суд и безобразный скандал, который транслировали по главным каналам страны. На последнее заседание приехала настоящая жена Камушкина, точнее Артура Зайнуллина. Когда ему зачитывали приговор, она вдруг кинулась на меня с кулаками. Кричала, что я совратила ее Артурчика, а он святой – и мухи не обидит! Всегда заботился о детях, скромный, порядочный семьянин. Это я, дрянь расфуфыренная, сбила его с пути истинного.
Судья потребовал, чтобы охрана вывела дамочку, но даже когда ее уводили, она продолжала посылать мне проклятья.
У меня тогда было такое состояние, что я после этого еще долго успокоительное пила.
Но теперь это все в прошлом. Тех отморозков посадили, Жору-Артурчика тоже. С моей фирмы сняли арест. Макс устроил там полный ребрендинг с заменой половины персонала, и к моменту моих родов “Стройхаус-vip” получил первый заказ на постройку спортивного комплекса.
Как оказалось, Макс внес мою фирму в активный список своей платформы. Так что проблема с поиском клиентов отпала сама собой.
– На тебя похож, – говорит Макс и переводит взгляд на меня. – Мамины глаза.
Улыбаюсь ему. Пусть ребенок не от него, но это не важно. Я вижу и знаю, что он будет любить его как родного.
Да, малыш решил появиться неожиданно. Я сидела, читала сказку Мире. По прогнозам врачей оставалась неделя до родов, но сыночек решил, что хочет прослушать сказку не в животе, а у мамы на ручках. Так мы потом объяснили Мире.
У нас хоть и готова была аварийная сумка, но все случилось так неожиданно, что я растерялась. Мне было очень страшно и больно. Страшно даже больше, чем больно. Я нервничала, все валилось из рук, голова была как в тумане.
Помню только, что Макс помогал мне спускаться лестницы, усаживал в машину, утешал. Всю дорогу держал за руку, приговаривая, чтобы дышала правильно.
А дальше – клиника с неоновой вывеской “Эдельвейс”, каталка, знакомые проходы, бодрый голос врача.
Макса просили выйти из палаты. Но я вцепилась в него как клещ, и он не ушел. Стойко выдержал все и ни на миг не отпустил мою руку. Только в конце слегка побледнел. Но когда медсестра предложила ему нюхнуть нашатырчику, мужественно отказался.
А потом мне на грудь положили живой, попискивающий комочек, и я поняла, что все. Все. Очередная часть моей жизни закончена. Впереди ждет другая: я теперь мама. Мое счастье, моя радость – мой сыночек со мной.
И вот теперь Макс держит его на руках.
– Спасибо, Евгеныч.
Макс пожимает руку врачу.
– Мы через годик вернемся.
Я хмуро смотрю на него.
– Ты сначала выдержи этот год с младенцем, – намекаю на трудности.
– А что? – он легкомысленно улыбается. – С Мирой же выдержал.
– Ну что, папочка, придумали имя сыну? – спрашивает доктор.
Макс замирает и смотрит на меня.
Я тоже молчу. Мы как-то не обсуждали особо, как назвать ребенка. Все откладывали.
– Ты назови! – предлагаю. – Подари ему имя!
– М-м-м… – Макс с задумчивым видом разглядывает ребенка. – Давай Николаем назовем? Стальнов Николай Максимович – звучит?
– Да, отличное имя, – улыбаюсь ему. – В честь твоего отца?
– Ну да, ты же не против?
– Нет, совершенно нет!
Он подходит ко мне и передает ребенка. Беру из его рук сына. Малыш спит, сморщив носик и сжав кулачки.
А может и сходим еще за одним через год. Или нет, через два!
* * *
Девять месяцев спустя после этих событий
Машина подпрыгивает на грунтовой дороге. Мы с Мирой на два голоса подпеваем Татьяне Овсиенко, чей хит про несчастного дальнобойщика крутят по радио уже пятый раз за последние полчаса. В детском креслице смеется Коля и отбивает ритм погремушкой. Макс поглядывает на нас в зеркало заднего вида. Он сам за рулем.
“Буркодьево, 3 километра” – мимо проносится указательный знак.
Мы подъезжаем к деревне, где двадцать лет назад началась наша история. Там меня ждет старший брат.
Павел прилетел из Америки, когда узнал, что со мной случилось. Встречал из роддома. И пока я сидела дома, меняла подгузники, они с Максом вспомнили старые добрые времена и решили замутить общее дело.
Вот и родная улица. Заброшенная футбольная площадка, ржавые карусели. А вон и знакомый забор.
Я уже вижу родительский дом и покатую крышу бани.
– Банька топится, – Макс указывает на дымок, – Пашка ждет, как обещал.
– Дядя Паша!Дядя Паша! – Мира подпрыгивает на сиденье.
Ворота распахиваются навстречу нашей машине.
Пашка и правда ждет. Двигатель не успевает заглохнуть, как я оказываюсь в его крепких объятиях.
– Ну, здравствуй, сестричка! – он целует меня в обе щеки.
Потом смотрит на мой округлившийся живот и присвистывает:
– Быстрые вы.
– А чего тянуть? – улыбается Макс и пожимает ему руку. – Сам-то когда?
– Жениться? – Пашка делает страшные глаза. – Да ни в жизнь! Я от своего холостяцкого счастья ни за какие коврижки не откажусь.
– А что такое “коврижки”? – рядом крутится любопытная Мира.
– Скоро узнаешь. Ну-ка, где мой племянник?
Макс отстегивает Колю
