Любовь по Нерасчету - Мари Князева
— Я слишком напираю?
Пожимает плечами, смотрит перед собой:
— Не знаю. Возможно, вся эта идея как-то слишком…
— Брось. Это классная идея, мне очень нравится. Ты мне нравишься.
— Никита… — это слово и ласкало слух, и драло по сердцу наждачной бумагой. — Понимаешь, мы ведь с тобой взрослые люди, глупо нам играть в такие вещи.
У меня во рту пересохло. Я с усилием сглотнул, сказал хрипло:
— Хорошо. Давай всерьёз?
Изумление её было так велико, что она даже остановилась и посмотрела на меня широко распахнутыми глазами:
— Всерьёз встречаться и целоваться?
— Ну… почему бы нет?
— Мы же… работаем вместе… точнее, я на тебя работаю…
— И что?
Соня опять пошла вперёд, увлекая меня за собой:
— Крутить роман с шефом — это самая большая глупость, какую только может сделать подчинённая.
— Почему?
— Потому что это верный способ разбить себе сердце и остаться без работы.
Я нахмурился:
— Откуда такая уверенность? Был опыт?
Соня опять остановилась и убрала руку с моего локтя.
— Нет! И не планирую получать! Просто… думаю, немного подобных романов заканчивается браком. Подавляющее большинство — разрывом. И потерей работы, соответственно.
— То есть, ты согласна со мной встречаться, только если я прямо сейчас сделаю тебе предложение?
— И в мыслях не было выставлять подобные условия! Это просто… глупо.
— Соня… я тебе нравлюсь… хоть немного?
Личико её страдальчески искривилось, она прикусила нижнюю губу. Такую сладкую, припухшую, исцелованную мной губу…
— Никита, ты мне… очень нравишься. Да как ты можешь не нравиться хоть какой женщине, если только она в своём уме..?
— Тогда, может быть, мы попробуем..? А если не получится, я обещаю тебя не увольнять или, по крайней мере, найти другую не менее достойную работу.
Я и сам не особенно верил в то, что сейчас Соня упадёт в мои объятия: очень уж привык к её холодности и неприступности — но она превзошла все ожидания. Просто отвернулась. Замерла на несколько бесконечно долгих секунд, втянув голову в плечи. А потом расправила их и, покачав головой, холодно бросила, не оборачиваясь:
— Не стоит.
И ушла обратно в номер.
Сказать, что я был в шоке — это ничего не сказать. Вроде, должно было полегчать: объяснились ведь, но на грудь лёг такой камень, что ни вдохнуть, ни выдохнуть. Что за нелепое упрямство? В чём проблема? Сама же сказала, что нравлюсь — к чему ей меня обманывать? Уж лучше бы и не предлагал! Хоть какое-то подобие тепла от неё получал иногда, а теперь что будет? Один холод и напряжение… Уволить рука не поднимется, после всех обещаний, и работать вместе станет невмоготу. Придётся, наверное, на другую должность перевести…
От тяжёлых, разрывающих голову мыслей некуда было деться, и я применил старый, но недобрый способ — отправился в бар. Там меня пыталось соблазнить не менее трёх девиц, но я упорно занимался только тем, что накачивался виски, да ещё немного обсудил с барменом женщин. Он был полностью согласен, что это глупое, странное и нелогичное племя.
— Их, — говорит, — можно только любить, а если это не получается, то надо вычёркивать из жизни.
Но как?! Даже мысль о том, что я перестану видеть Соню каждый день, причиняла боль.
Наконец я ощутил, что мне хватит. В голове звенело, и этот звон заглушал всё остальное. Пространство покачивалось, но я решил, что мы просто попали в шторм. До каюты добрался благополучно, кажется, не сбив по пути ни одной запасной шлюпки. Ввалился внутрь и вдруг замер, глядя на дверь в смежную комнату. А, к чёрту! Когда ещё представится такая возможность?
Глава 21. И хочется, и колется
София
Я проревела, наверное, полночи. Ещё на палубе начала, когда отвернулась от шефа — уже накипело. Не хотелось, чтобы он видел. Я не могу, мне нельзя…
Я всё ещё надеялась отделаться лёгкой симпатией, но если мы попробуем — влюблённости не избежать. И тогда я стану беззащитна: обещал — не значит женился. В том смысле, что обещал найти работу. И пари проиграю. И вся жизнь опять пойдёт кувырком, как когда Паша уехал…
Чего реветь, если у меня к нему только лёгкая симпатия? — спросите вы. А как же сострадание к человеку? У него-то симпатия явно средней тяжести, не меньше, судя по поцелуям. О, эти поцелуи..! Я просто в космос улетала от них и точно рухнула бы на палубу, если бы Никита меня не держал так крепко. То есть, Никита Андреевич. Надо опять восстанавливать субординацию.
Мелькнула пугающая мысль, что он теперь всё равно меня уволит, из-за отказа, но я успокаивала себя тем, что, во-первых, может, и не уволит, всё-таки интеллигентный человек. А во-вторых, если даже уволит, по крайней мере, моя гордость и сердце останутся в целости.
В каюте я умылась, переоделась и всласть поплакала в подушку, но потом всё же уснула — усталость взяла своё. А проснулась… в руках начальника! Он обнимал меня сзади за талию и сладко сопел в моей постели с самым невинным выражением лица. В окно каюты ярко светило солнце, а мне дико хотелось пить. Я принялась копошиться, выбираясь из довольно крепких объятий, чем, конечно, разбудила его. И тогда уж дала волю возмущению:
— Никита Андреевич! Вы что здесь делаете?!
Он приподнял взлохмаченную голову, сонно заморгал, явно ничего не понимая. На нём была всё та же рубашка "Кашарель", только мятая, и брюки, что и вчера.
— Соня? Ты спала в моей кровати? — пробормотал он хрипло, правда, без претензии, в отличие от меня.
— Вот ещё! Я
