Тилли Коул - Милый дом (ЛП)
Одной рукой он расстегнул мой лифчик, а другой – развязал ленточки сбоку на черных трусиках. Все, что прикрывало мое тело, упало на пол вместе с болью и муками этого вечера.
Утробно зарычав, Ромео вернул меня на диван и, надавливая горячей ладонью мне на грудь, устроился между ног.
– Я не говорил тебе у меня отсосать, Шекспир. Ты же знаешь, что сначала нужно попросить разрешения. – Его взгляд стал жестче, и я поняла, что ему нужно. Ему было нужно вернуть контроль после того, как родители изрядно жестоко лишили его гордости.
– Теперь твоя очередь, – заявил он и жадно припал губами к моему естеству, его язык неустанно выводил круги, втягивая мою плоть в рот. Мгновенное удовольствие заставило меня вжаться в диван.
– Схвати меня за волосы.
Я сделала, как он велел, ощущая трепет экстаза, танцующего по моей коже.
– Тяни! Сильней!
Я потянула сильнее, заслужив удовлетворенный рык. И быстро кончила, вцепившись в светлые волосы и расплывшись в наслаждении от его рта.
Теплые руки поднялись по моему разгоряченному телу к талии, и применив свою невероятную силу, Ромео перевернул меня на живот. Прижал грудью к спинке и расположился сзади. Взяв за волосы, притянул меня к своим жаждущим устам и грубо поцеловал, давая попробовать собственный вкус на его языке.
Бедрами раздвинул мои ноги и заполнил меня одним сильным толчком. Я распласталась на мягкой ткани, мое тело содрогалось, пока он вбивался в меня, каждое его движение сопровождалось моим долгим стоном. Ромео дирижировал нашим занятием любовью именно так, как хотел: жестко, сильно, но с искренней любовью.
– Скажи, что любишь меня, – проурчал он.
Я закатила глаза, прикусив губу.
– Я люблю тебя. Я так сильно тебя люблю.
Он громко застонал и стал брать меня еще жестче. Я еле сдерживалась.
– Скажи, что никогда меня не оставишь.
Опьяненная страстью, я больше не могла вымолвить ни слова, просто сжимала в кулаки старую кремовую накидку возле себя.
Он резко остановился, и я попыталась пошевелиться, чтобы снова ощутить столь сладкое удовольствие, но Ромео крепко удерживал меня на месте.
Ромео уперся руками в подголовник, прижался грудью к моей спине, и я почувствовала мятное дыхание у своего уха.
– Делай, как я сказал, или я не дам тебе желаемого, а я знаю, как тебе это нужно.
– Ромео! Хватит! – отчаянно запротестовала я.
От его едкого смеха по коже побежали мурашки.
– Сделай это. Поняла? – процедил он сквозь зубы, потянув меня за волосы.
– Какого черта! – возмутилась я, весьма расстроенная тем, что он остановился. Я оглянулась через плечо и увидела, что он крепко сжал челюсти в ответ на мое поведение.
Он не собирался отступать.
Моя голова сокрушенно упала на подушку.
– Да, блин, я тебя поняла!
Ромео рывком ворвался в меня и пробормотал:
– Ты и вправду поняла меня, крошка. Ты единственная, кто вообще меня понял. Единственная, кто все знает. – Его толчки становились все сильнее и быстрее, от близости его кожи моя спина пылала.
– Скажи, что никогда меня не оставишь.
– Я никогда тебя не оставлю.
Гортанно рыкнув, он обхватил мою грудь руками и покатал между пальцами бутоны сосков.
– Ты никогда не сбежишь.
– Я никогда не сбегу!
– Обещай!
– Я обещаю! – Его рука оказалась у меня между бедер, массируя чувствительную плоть, и я вскрикнула. – Ромео… я… ах! – Оргазм поразил меня, точно молния, разорвав на миллион кусочков и оставив невесомой и ослабевшей.
Ромео всосал в рот кожу на моем плече, помечая меня как свою собственность, и, толкнувшись во мне еще пару раз, наполнил своим жаром.
Я упала на мягкие подушки, а он лениво водил носом по моей шее.
– Я люблю тебя, крошка, – прошептал он, крепко прижимая меня к груди, пока мы пытались отдышаться.
Ромео Принс был настоящим калейдоскопом человеческих эмоций. Он трахал меня так, как будто ненавидел, но его обожание и любовь всегда этому сопутствовали. Я даже представить не могла его другим.
Мы лежали так – удовлетворенно и расслабленно – еще несколько минут, пока я не поежилась от прохлады вечернего воздуха, который задувал сквозь щели в старых деревянных стенах.
– Замерзла? – тихо спросил он.
– Немного.
Поцеловав в висок, Ромео отпустил меня и пошел разводить огонь спичками, оставленными у камина. Совершенно обессилевшая я лежала на диване и смотрела, как его красивое загорелое тело влажно блестело от последствий нашей страсти, как его тугие мускулы перекатывались при каждом движении.
Ромео повернулся ко мне и заметил, что я подглядываю. Расставив руки, он с дерзкой ухмылкой покружился вокруг своей оси.
– Можешь воздвигнуть храм, детка. И поклоняться у моих ног.
Захихикав, я бросила в него затхлую красную подушку, от которой он с наигранным раздражением ловко увернулся.
Ромео медленно направился ко мне, качая головой.
– Маленькая Молли Шекспир, разве ты не знаешь, что нельзя дразнить дикое животное?
– Я так понимаю, это ты о себе?
Он поджал губы, и я обратила внимание на небольшую ранку, которую в гневе оставила его мать.
– О, ты даже не представляешь… я реально дикий.
Возвышаясь надо мной, он накрыл мое расслабленное тело своим. Тьму в его взгляде уже заменил свет.
Я привлекла его к своим губам, нежно взяв за затылок, и тепло его тела моментально меня согрело. Освободив руку из наших объятий, Ромео стянул со спинки дивана кремовую накидку и укрыл нас. Снова обвил меня руками, и я ногтем проследила контур его татуировки на груди.
– Ты в порядке, малыш? – тихо спросила я.
Его тугие мускулы на миг напряглись, и он хрипло прошептал:
– Буду в порядке, ведь у меня есть ты.
Я положила подбородок ему на грудь, встречаясь взглядом с его темными глазами и отмечая в них печаль.
– Ты меня выбрал.
Печаль растаяла, уступая место счастью, и его губы расплылись в довольной улыбке.
– И сделал бы это снова.
Я зарделась.
– Родители когда-нибудь относились к тебе хорошо?
Покачав головой, он запрокинул голову и уставился в потолок, борясь с тяжелыми воспоминаниями. Я взяла его за руку. Со мной это проявление чувств всегда срабатывало. Он посмотрел на меня и криво усмехнулся.
– Ты когда-нибудь был счастлив?
– Нет, – прошептал он, качая головой.
– А сейчас?
– Безгранично. Я наконец-то познал, что значит любить и быть любимым. Но я дико боюсь, что все это закончится. Мои родители так просто не сдадутся.
