Джин Флей - Чудачка, стоящая внимания
Я вскрикнула. Никто бы на моем месте не удержался. У меня из глаз не то что искры посыпались, а и слезы, причем крупные, как горох.
– Ну, ну, милая леди, боль сейчас пройдет.
Да-а, ему легко говорить, нога-то не его.
– Ой, нет, не трогайте больше! – вскричала я.
– Я не буду, но попробуйте сами шевельнуть ступней.
Я попробовала. Больно, но терпеть можно. И хотела встать, но Корсан не разрешил.
– Сейчас это делать не следует. У вас растяжение, и вам придется обходиться одной ногой несколько дней.
Жорж принес бинт, и Корсан забинтовал мне пострадавшую.
– Ловко вы это! – похвалила я его умелые руки.
– Была кое-какая практика. А теперь, милая леди, расскажите, как это вас угораздило.
– Просто фонарь погас, потом мыши померещились, я на что-то наступила, ну и вот, – я вздохнула.
– И какая нелегкая вас туда понесла?
– Ну там же интересно! Пыль веков осела!
– Вы, наверно, в детстве были очень послушной, тихой маленькой девочкой.
– Да, откуда вы знаете?
– Догадался, потому что сейчас вы наверстываете упущенное.
– Вы думаете, это плохо? – забеспокоилась я.
– Нет, но сейчас вас уже нельзя поставить в угол и лишить сладкого за ваши проделки.
– И не надо. Кстати, а что вы думаете о портрете?
– Он очень не плох.
– Правда?! – обрадовалась я.
– Увы.
– Почему?
– Для хорошенькой женщины талант – преступление, она тогда забывает о своем главном предназначении.
– О каком?
– Одно в вас хорошо, милая леди, догадливостью вы не отличаетесь.
– Говорите уж прямо, что я глупа как пробка.
– Ну я бы не был так категоричен.
– Я вас больше не задерживаю. Не вижу, чего ради вы тратите на меня свое время?
– И тем не менее я задержусь здесь, когда вы сердитесь, то становитесь неотразимой.
– Вы сейчас сказали, как Энтони, мы всегда с ним ссорились.
– А со Стивом?
– Нет, за все время мы поссорились только два раза.
– Из-за чего?
– Ну это не существенно, я опять наболтала вам много лишнего.
– Вы мне не хотите сказать?
– Нет.
– Но я уже знаю, он ревновал вас. И было за что?
– Нет, не было.
– Не лгите, я уже говорил, что вы это не умеете.
– Это не то, что вы думаете.
– А что же я думаю?
– Ну что я изменяла ему.
– А разве нет?
– Представьте себе!
– Вы меня разочаровали, ну да ладно, пора обедать. Я вас понесу, милая леди, и не возражайте, не поможет, но прежде вам надо переодеться и смыть пыль веков.
Он отнес меня в ванную и поддерживал, пока я мыла лицо и руки, потом вернул обратно и велел переодеваться в платье, которое достал, и добавил:
– Не стесняйтесь, я отвернусь.
Я успела одернуть юбку, когда он повернулся.
– Вы готовы?
Я кивнула.
Опасения мои не сбылись: после обеда он принес меня в мою комнату и откланялся, но перед уходом сказал, что через два часа вернется и заберет на прогулку. И на том спасибо. Я немного поскакала на одной ноге, но очень-то не разбежишься, устала, забралась в кресло и уснула.
Проснулась я у Корсана на руках.
– Эй, милая леди, не вырывайтесь так яростно. Вы забыли, пока спали, что вы теперь одноногая леди. Я не причиню вам зла, я просто хочу покатать вас. Вам это будет полезно.
– Вы должны были разбудить меня.
– Зачем?
– Так положено, и потом, вы напугали меня и могли выронить.
– Это исключено, свою драгоценную ношу я удержу в любом случае, даже если она брыкается, как упрямая ослица.
– Несите меня обратно!
– Почему?
– Раз я ослица, то не хочу обременять вас заботами о моей персоне.
– Но я сам не прочь обремениться, держать в своих руках хорошенькую рассерженную персону – занятие заманчивое, но рискованное. Заманчивое понятно почему, а рискованное – потому что можно прислушаться к нашептыванию дьявола и заложить ему душу ради вашей благосклонности, но не беспокойтесь, я не поддамся на уговоры этой канальи.
– Вы в этом уверены?
– Да.
– Жаль, а я видела вашу фотографию и Сессилии тоже.
– Где вы ее раздобыли?
– На чердаке, там один альбом нашелся.
– Черт, забыл, надо будет сжечь.
– О, что вы, не надо!
Пока я ругала себя за длинный язык, Корсан взлетел на вороного и посадил меня перед собой. Некоторое время мы ехали молча, наконец я решилась и спросила:
– Вы сердитесь?
– Нет.
Я повернулась: если бы не эта складка на лбу, это могло бы сойти за правду.
– Что вы меня разглядываете, как картину? Очень я изменился с тех пор?
– Нет, то есть да.
– Ответ интересный.
– Ну когда вы меня несли, вы были почти прежним, а сейчас другой.
– Чем же другой? Если даже мой шрам вас не смущает.
– Вот этим.
Я провела пальцем по сердитой складке на лбу. Но вместо того, чтобы разгладиться, как я хотела, она углубилась, и вообще их стало две.
– Я больше не буду.
– Да уж, милая леди, вы меня провоцируете. Оставим живых в покое, эта публика ненадежная, а поговорим лучше о мертвых. Что вы думаете о юном Корсане и его невесте?
– Они были похожи и созданы друг для друга, оба красивые и не от мира сего. И ужасно жаль их, и грустно. Вы, должно быть, до сих пор любите Сессилию.
– Почему я должен любить ее?
– Потому что ее нельзя не любить, она трогательно хороша.
– Но вы путаете, человек, который любил эту девушку, умер пятнадцать лет назад, я уже не способен на такой безумный риск.
– Жаль.
– Почему?
– Вы лишите себя счастья.
– Наоборот, я уберегу себя от несчастья.
– Но если бы вы полюбили кого-нибудь, то вы бы всех простили.
– В том числе вашего мужа?
– Да.
– И значит, отпустил вас к нему?
– Ага.
– Ну, милая леди, вы так бесхитростно корыстны, что я так же прямо заявляю: я не отпущу вас.
– И вы не передумаете?
– Нет, откуда у вас появилась такая странная идея?
– Вы изменились, вы не такой злодей, как были.
– Ошибаетесь, тот же самый, и сейчас я вам докажу.
Он повернул мою голову к себе и поцеловал. Но глаза! Я успела увидеть их выражение, оно было как у Стива, когда он целовал меня. Да! Да!
Я не знаю, как мы не свалились, когда услышали аплодисменты и голос:
– Браво, сеньоры, вы побили мировой рекорд по продолжительности.
Это сказал худенький, какой-то верткий человек, весь увешанный фотоаппаратами. Он успел сделать несколько наших снимков, прежде чем Корсан сказал ему:
– По какому праву вы шляетесь в моих владениях?
– О, прошу прощения, я не знал, я здесь проездом, турист.
Корсан направил вороного прямо на него, незнакомец отступал скорее от грозного Корсана, чем от его лошади.