Вера Копейко - Доверься, он твой

Ксения Демьяновна засмеялась.

— Катерина, там меня настигла любовь, давно начавшаяся, пунктиром длившаяся всю жизнь.

Катерина смотрела на мать, ожидая, что она расскажет что-то еще, но Ксения Демьяновна молчала.

— Значит, его отец… не случайный якут?

— Катерина, я не всегда была больна болезнью Альцгеймера. — Она засмеялась.

Дочь смотрела на мать, но видела перед собой другую женщину. Незнакомую?

— Скоро узнаешь все. — Мать встала. — Извини, сейчас у меня беседа с башкиром и удмуртской дамой. Да, я так благодарна тебе за ноутбук.

— Ты работаешь? — спросила Катерина. Но не это удивило ее, а то, что она услышала от матери. Нет, не от матери, а от женщины, которую она совсем не знала. — Пока, — сказала она. — Мне пора на станцию.

Мать кивнула. Помахала рукой. Наверняка она специально выбрала момент для разговора. Чтобы не было времени приставать с вопросами. Профессор Улановская-Веселова всегда отличалась умением точно распределять время.

Разговор с матерью не шел из головы. Все чаще Катерине казалось, что она что-то делает не так. Упорство, с которым она держит Вадима на расстоянии вытянутой руки — не важно, что тела их лежат рядом, в одной постели, и это случается все чаще, — перестает нравиться ей самой.

Она и сейчас лежала рядом с ним. Он спал, а она открыла глаза и думала. В эту постель он принес ее вчера вечером. Из кухни. После того как они поужинали.

Катерина улыбнулась. Вчера она удивила его: приготовила ужин и ждала, как самая обычная жена ждет мужа с работы. В этом что-то есть, улыбнулась она.

Вадим сел за стол, она подала ему тарелку.

Молча он смотрел в нее, а она наблюдала.

— Пш-ше-енка с апельсинами! Я угадал?

— Ага, — сказала она. — Очень вкусно, между прочим. А как полезно — молчу.

Вадим смотрел на нее, его лицо застыло в удивлении.

— Да ты в тарелку смотри, — засмеялась она.

— Нет, сначала на ту, которая это… которая додумалась до этого. Я восхищен! — Он перевел взгляд на кашу. — Какой радостный, сияющий цвет! — произносил он с пафосом. — Какие переходы от бледно-желтого к темно-желтому и оранжевому! С этим может сравниться вуалехвост, который сидит в аквариуме твоего брата. Я видел… У-у-у!

— Ты жужжишь как оса. Это значит: готов приложиться к тому, что тебе подают.

— Ты так хорошо изучила ос? — спросил он и посмотрел на нее так, что ее щеки порозовели.

— Да, — сказала она. — Я знакома с ними с самого детства. У нас на даче росло столько цветов, что с началом весны сплошное шмелиное пение.

— А ты не замечала, как охотно, как радостно они припадают к куску мяса? Они рвут его зубами или что там у них есть. Они впиваются в него всем своим существом… Катери-ина, — проныл он, — может, случайно, найдется ма-аленький кусочек мяса?

Она расхохоталась:

— Найдется! Не случайно. Потому что каша — это для начала. — Она быстро открыла микроволновку, вынула оттуда большой кусок окорока.

— Вот оно, домашнее счастье, — выдохнул он.

А когда он съел и кашу, и мясо, раскинул руки и сказал:

— Иди ко мне.

Она не противилась. Она крепко обняла его за шею. Он принес ее сюда. Катерина чувствовала, как напряжение, которое не позволяло дышать полной грудью, отступало, оно уходило в низ живота, а там преобразовывалось во что-то иное, возбуждающее радость.

Не отпуская ее, одной рукой Вадим сдернул плед с кровати, потом опустил ее. Рывком стащил с себя футболку. Ее блузка раскрылась, он упал на Катерину, прижался голой грудью к ее открывшейся груди.

— А-ах! — выдохнула она.

Он засмеялся. Приподнял голову, уткнулся носом ей в шею. Замер на секунду, потом его нос устремился ниже. Перепонка лифчика не преграда — быстрые пальцы высвободили обе груди из розовых чашечек. Вот, внезапно пришло в голову, что значит не померить вещь в магазине. На полразмера больше, чем надо. Если бы лифчик сидел плотно, его пальцам пришлось бы помучиться.

Но… может, наоборот, удачно вышло… Она тихо засмеялась — дурацкая мысль.

— Щекотно? — Он поднял голову. — Но я хорошо побрился.

— Нет… приятно…

Вадим быстро поднялся, в одно движение сбросил брюки. Она не закрыла глаза, напротив, широко открыла их и увидела силу желания. Эта сила обещала удовольствие, которого никогда не испытывала с Игорем. С ним все было быстро, кратко — так бывает с мужчинами, которые рано и часто занимаются "рукоблудием", где-то прочитала она.

— Ты соблазняешь меня, как никто и никогда, — шептал Вадим. — Ты такая… ты необыкновенная женщина, Катерина…

Она провалилась. Куда? Да какая разница! Там было так сладко, так восторженно-тепло, так нежно… А потом… ее тело чуть не захлебнулось под горячим обильным ливнем.

— Переезжай ко мне, — сказал он. — Мы будем это делать круглые сутки.

Она засмеялась, приподнялась на локте.

— Ты забыл об отягчающих обстоятельствах, которые принял бы вместе со мной?

— Как ты сказала? Отягчающие обстоятельства… Но это отягчающие обстоятельства любви? — Он улыбнулся. — Я с ними справлюсь.

— Уже пробовали, — хмыкнула она.

— Но другие, — заметил он.

— Обстоятельства прежние, — настаивала Катерина.

— Но я хочу…

— Иногда человек не знает сам, чего хочет. Зачем еще одному человеку узнавать о себе что-то новое. — Она усмехнулась.

— Ты мне не веришь, но я ничего нового о себе не узнаю. Только о тебе. Ты еще прекраснее, чем я думал… Надежная, верная, такая, о которой мечтает мужчина.

Катерина качала головой:

— Нет, нет, нет. Не сейчас. Вот когда я справлюсь сама…

Он обнял ее.

— Я знаю, есть недоверчивые люди, но чтобы такие…

— Уровень недоверчивости определяется собственным опытом, — сказала Катерина.

— Четко, как будто ты много раз крутила эту мысль, — заметил Вадим. — Но мне важно, чтобы ты согласилась. Я хочу уйти в море и знать, что меня ждет жена.

— А любовница тебя не устраивает? Если она ждет? — с некоторым вызовом спросила Катерина.

— Я хочу, чтобы меня ждала жена, — настаивал он. — Катерина молчала. — Хорошо, — сказал он. — Пусть будет так, как хочешь. Но знай одно: как только тебе понадобится помощь, где бы я ни был, я приду.

— Приплывешь, прилетишь, приползешь…

— Даже приползу, если иначе к тебе не добраться. — Он сказал это так серьезно, что она вздрогнула.

— Я не буду мучить тебя просьбами, Вадим. Надеюсь на это.

— То, что ты называешь мучением, для мужчины — удовольствие.

— Не думаю. — Она покачала головой.

— Женщины ошибаются, когда полагают, что мужчины на них похожи, — вздохнул он, крепче прижимая ее к себе. — Потому что мужчины и женщины произошли от разных обезьян. Мужчины — от злобных бабуинов, а женщины — от милых нежных макак.