Пленница - Ольга Вечная
Глава 37
Мама Савелия живет в шикарной двухэтажной квартире. Чтобы попасть на территорию ее дома, нужно пройти через пост сонной охраны, а сам приподъездный дворик похож на цветущий сад. Была бы я менее измотанной, обязательно бы восхитилась. Сейчас мне перманентно плохо.
Савелий не дает никак рекомендаций, поэтому я благоразумно молчу, когда он, технично навешав матери лапши на уши, что якобы растянул руку в спортзале, оставляет меня здесь в пять утра и уматывает в Краснодар.
Мария Васильевна оказывается невысокой, симпатичной, радушной женщиной с седой косой до пояса и отсутствием следов макияжа на лице. Ее платье и образ в целом выглядят непривычно старомодно, особенно на контрасте с дизайнерском ремонтом, новейшей техникой в квартире и... сыном, который, по моей версии, носит звание самого стильного человека этого города.
Киру она не боится, даже находит для акиты немного угощения. Приглашает меня к столу, легко болтает о погоде и каком-то церковном празднике, что к рассвету следующего после страшных событий дня кажется сюрреалистическим и слегка блаженным.
Лишь выпив две чашки успокаивающего чая с местными травами, мне удается немного расслабиться. Вопросов Мария Васильевна не задает, вместо этого с воодушевлением болтает о себе и своей жизни.
Очень много и предельно подробно рассказывает о венчании, будто оно случилось не сорок лет назад, а в прошлом месяце. Поначалу я вообще не понимаю, о ком речь, пока она не приносит альбом с фотографиями.
Речь оказывается о ней.
И о самом лучшем дне в ее жизни. Ошарашенно моргаю. Моего парня увез ОБЭП в наручниках, в шесть утра я сижу на кухне матери его адвоката и слушаю о ее свадьбе.
Блин. Что?
В момент, когда она промокает глаза салфеткой, я начинаю сомневаться, не сошла ли одна из нас с ума.
Фотографии, стоит признаться, красивые. Марии Васильевне здесь едва исполнилось двадцать, как и ее уже супругу. Совсем она была другим человеком. И почему девчонки так отчаянно стремятся замуж? Папина Елизавета тоже когда-то была веселой и доброй, выскочила замуж за вдовца с ребенком. Наверное, она как-то иначе представляла себе будущую жизнь. Вряд ли планировала стать той изможденной истеричной, которая на глаза Адама дралась с мужем и писала мне злые сообщения.
Мы обсуждаем свадьбу, верность и судьбу. Мысли мои, правда, то и дело возвращаются к Адаму. В некоторые моменты слезы начинают так больно жечь глаза, что я едва успеваю проглатывать свое отчаяние с чаем.
Убедившись, что свадьба Марии и Андрея Исхаковых была восхитительной, я закрываю фотоальбом и уже собираюсь отнести его на полку, как вдруг из него падает несколько фотографий.
- Ой, простите, я сегодня такая неуклюжая! - извиняюсь я, быстро наклонившись. Взгляд равнодушно мажет по изображению, а потом приклеивается к нему намертво. - Да это же Адам! - восклицаю я. Ну... точно не Савелий, сто процентов. - Сколько ему здесь? Года два?
Жадно разглядываю изображение. Круглощекий мальчик стоит под жидкой елочкой, украшенной дождем и редкими игрушками, прижимает к себе плюшевого зайца и улыбается до ушей.
Боже. Боже. Холодок пробегает по спине, я вцепляюсь в эту фотографию намертво.
- Адам, верно, - улыбается Мария Васильевна. - Я все жду, когда он женится, чтобы передать кому-то его карточки. Сам-то он решил все это выбросить, представляешь?
- Как? Зачем? - Захлебнувшись жадность, я быстро достаю из тяжелого альбома все фотографии Адама. Быстро листаю, торопясь разглядеть.
Именно детских фотографий немного, вернее, всего три. И на всех Адаму меньше трех, и везде он радостный и сам собой довольный. Я никогда в жизни не видела его таким счастливым. Становится тепло от мысли, что такой беззаботный период в его жизни все-таки был. Он упоминал, что любил свою первую приемную семью. Наверное, эти фотографии делала та женщина.
- Зачем передавать или зачем хотел выбросить? - посмеивается Мария Васильевна.
- Выбрасывать зачем. Тут такие щечки внушительные, ее нужно в рамку поставить!
Ответ на мой вопрос идет четвертой фотографией — на ней Адаму уже двенадцать. Он стоит на ринге с медалью в руке. От приятной пухлости не осталось и следа. Он тощий, высокий и пялится исподлобья. Да, здесь его взгляд вполне узнаваем.
Все следующие фотографии с соревнований. Но последней ему лет примерно шестнадцать. Подбитый глаз, кровоподтек на виске. Стрижка под машинку. Он предельно довольный, держит кубок и смеется. Позади Савелий — еще более худой, чем сейчас. Выглядит таким радостным и польщенным, словно это его победа.
Я засматриваюсь. Медленно провожу пальцем по лицу Адама. Надо же.
- Такой красавчик, - шепчу, под бешеное биение собственного сердца. - Ни разу не видела его без шрама.
- Симпатичный, да? - продолжает улыбаться Мария Васильевна. - Все девчонки в школе были от него без ума. - Цокает она языком. - Я ему говорила, что это дело нехорошее, что красота от дьявола. Да какое там! - отмахивается.
Я быстро киваю. И тело, и лицо... Вау. Я не знаю, кем были его родители, но создали они кое-кого прекрасного.
- Я бы в такого тоже влюбилась. В школе. Мгновенно.
Причем в любом возрасте. Мария Васильевна смеется.
- Жаль, успех рано вскружил мальчику голову. Мы с Савелием пытались его образумить и отговорить от этих боев. Но когда толпа ревет твое имя, а тебе всего шестнадцать, кто будет слушать советы? Бог посылает сильным людям самые тяжелые испытания. Я так просила тренера оставить его, умоляла на коленях. Ну дайте парню шанс, если Бог дает по заслугам, разве Федерация хуже? Но нет, ты что! Ни в какую! Едва Адама выдворили, он собрал все кубки, медали и фотографии в коробку и выбросил. Я едва успела утаить несколько. Вот храню теперь, вдруг пригодится.
Она открывает шкаф, и я зависаю на кубках.
- Красивые. Это все Адама?
- Савелий, слава богу, не боец. Его медали за олимпиады в другом шкафу, показать?
- Вы разрешали им дружить? Извините за внезапный вопрос. Мне папа всегда говорил держаться от Адама подальше.
Она мягко улыбается.
- До появления Адама Савелий учился на двойки и ненавидел школу. А потом стал отличником.
- Адам его подтянул?
- Легко отлично учиться, когда здоровью и безопасности никто не угрожает. Когда Адам появился, я сначала напряглась, но потом поняла, что их тандем — хорошая проверка для обоих. А еще для моей веры. И
