Обещаю, больно не будет - Даша Коэн
— При чём тут ты? Это я всё испортил, мне и исправлять. Просто позволь мне сделать это. Я же болен тобой! Неужели ты не видишь этого? Я чёртов калека! Все эти годы были никчёмные, пустые, на подсосе и с постоянными мыслями о тебе.
— Никчёмные и пустые лишь твои слова, Ярослав! Что тогда, что сейчас…
— Зачем ты так? Не всё было ложью. Далеко не всё, Ника!
— Хватит! — отворачиваюсь я и смолкаю, до чёрных мушек перед глазами прикусывая щеку изнутри.
А затем молча, на шоках, позволяю Басову усадить меня в салон своей тачки и захлопнуть дверь, отрезая все пути отхода. Двигатель оживает и урчит. Колёса, радостно шурша по гальке, уносят нас прочь от приюта, плутают по узким улочкам и наконец-то выруливают на скоростное шоссе.
— Я думал, куда могу тебя пригласить, чтобы ты не сильно парилась в моём обществе, — спустя минут пять разорвал тишину хриплый голос Ярослава, но я даже не дёрнулась, хотя моментально натянулась, словно струна, — ресторан и кино сразу отвалились, да и банально уже всё это. И я подумал, что, может быть, ты согласишься сходить со мной в гончарную мастерскую как-нибудь вечером?
— Как-нибудь вечером я работаю, — произнесла я, только чтобы потушить пыл Басова, но он, очевидно, расценил мои слова иначе.
— Тогда, может быть, на выходных?
— Суббота у меня занята, я приглашена на день рождения, — я не обманываю, все действительно так и есть.
— Тогда, возможно, в воскресенье?
— Ярослав, — вздыхаю я, но ничего ответить не успеваю, так как сбоку нас неожиданно жёстко подрезает спортивный, разрисованный аэрографией автомобиль.
— Придурок, — шипит Басов, а я вся покрываюсь коркой льда, потому что узнала эту тачку.
Это Янковский.
Минут двадцать в круг тонированный спорткар, то сбавляя скорость, отставал от нас, то снова обгонял, явственно пытаясь создать аварийную ситуацию. Но Ярослав уверенно маневрировал и не вступал с агрессором в дорожные баталии. А лишь спокойно рулил, поджимая губы и хмурясь.
— Конченый дегенерат…
Спорить я не стала, а уже минуты через три выдохнула, так как машина Янковского ускорилась и фактически пулей помчалась по шоссе, напрочь игнорируя все ограничения. А вскоре и вовсе скрылась из виду, так что остаток пути мы проехали без безумного сопровождения.
И наконец-то уже в сумерках мы добрались до моего дома. Да только Басов не дал мне тут же выпорхнуть из салона и скрыться в подъезде. Он ухватил меня за руку и вновь переплёл наши пальцы, запуская бродить по коже миллиарды электрических мурашек.
— Да или нет, Ника?
— Честно?
— Я знаю. Ты не хочешь никуда со мной идти, потому что боишься. Так?
— Просто не хочу. Остальное лишь ненужная мишура, — рвано выдавливаю я из себя, явственно понимая, что концентрация Басова в моём периметре достигла апогея и скоро будет передоз.
А дальше мне просто крышка!
— В этот раз я не облажаюсь. Обещаю, Ник. Я буду лучшим для тебя. Пожалуйста, скажи мне «да». Всего лишь раз…, — и на себя меня тянет, полируя тяжёлым, жарким взглядом мои губы. Меня затрясло. Тело вспыхнуло как спичка!
Пуф!!!
— Нет, нет, — сглатывает громко и дышит, как загнанная лошадь, — я больше не буду целовать тебя без разрешения. Я теперь хороший мальчик. Видишь, как ты меня в бараний рог скрутила, Ника? Видишь…?
А сам почти губами по моим губам мажет. Между нами искрит чёртово электричество. Воздух, словно кисель, стопорит лёгкие. Сознание уплывает, остаётся лишь розовая дымка, наполненная лживой надеждой.
— Ты всё видишь. А я чувствую твои мурашки, Истома, — его голос окончательно ломается и рвётся.
Наши лбы соприкасаются, веки захлопываются сами собой. Чувства глушат логику. Напрочь!
Это так сладко и так невыносимо больно — дышать друг другом. Снова…
— Пожалуйста, возвращайся ко мне. Мне без тебя никак.
Всхлипываю. И через силу себя ломаю — невыносимо настолько, что хочется сдохнуть. Но я всё равно рвусь из его рук и всё-таки вываливаюсь из салона, а затем поспешно уношу ноги, хапая живительный кислород и прочищая свои мозги от смертельного яда под названием «Ярослав Басов».
Влетаю в подъезд. Прижимаюсь спиной к закрывшейся за мной двери и медленно выдыхаю.
Но уже в следующий момент вздрагиваю, потому что вокруг меня неожиданно гаснет свет…
Вероника
Чертыхаюсь.
Подсознание внезапно, но мощно атакуют тревожные стрелы интуиции, которая испуганным шёпотом твердит мне не делать лишних движений, а лучше и вовсе развернуться, а там уж и максимально оперативно сделать ноги. Но я лишь передёргиваю плечом и корю себя за излишнюю трусливость. Подумаешь, свет отключили. Как будто бы первый раз такое, пф-ф-ф…
Стаскиваю сумку с плеча и принимаюсь в ней рыться, отыскивая в её недрах мобильный. Нахожу гаджет и включаю фонарик. Кривлюсь — зарядки осталось катастрофически мало, но хватить должно, чтобы добраться до тринадцатого этажа. Сглатываю нервный ком, представляя, что нужно будет выйти на неприветливую эвакуационную лестницу. Но делать нечего, и я всё-таки начинаю двигаться вперёд.
Но не успеваю я пройти и нескольких ступеней, как неожиданно вскрикиваю, а затем и роняю телефон из моментально вспотевших от ужаса рук. Трубка с глухим стуком падает на пол и гаснет.
А меня в полнейшей темноте и с зажатым ртом утаскивают куда-то вглубь подъезда. Припирают к стенке и многозначительно толкаются пахом вниз моего живота.
Боже!
По телу тут же проходит судорога омерзения. На глаза, против воли и желания оставаться смелой, наворачиваются слёзы паники и отчаяния. Но когда я слышу голос того, кто, как крыса, напал на меня в кромешной темноте, то мне и вовсе становится тошно.
Чёртов больной на всю голову псих!
— Ну привет, Вероничка, — гадкий, довольный смех вспарывает мои и без того потрёпанные нервы.
Скотина!
Мычу, пытаюсь вырваться, но меня только ещё сильнее втрамбовывают в стену, а затем я с отвращением ощущаю, как под мою рубашку скользит чужая, холодная рука. Больно сжимает и ядовитой змеёй ползёт к груди.
Меня ведёт от брезгливости.
Но я и сделать ничего не могу. Что я против этого парня? Во мне росту всего метр и пятьдесят пять сантиметров, да и вес всего сорок шесть килограмм. Всё равно что слон и Моська.
Протестующий вопль рвётся из меня, но его глушит ладонь, которая слишком плотно зажимает рот. Исступлённо тяну носом воздух, но он смердит тлетворной и ненавистной вонью Янковского: забористый коктейль зажравшегося мажора — дорогой парфюм, пот, алкоголь и курево. Но даже не это пронимает до самого нутра, а то, что
